Как нам жить? Мои стратегии

Какова была роль христианства в ускорении хода истории? Сошлюсь на личный опыт. В 1987 году (если не ошибаюсь) в Королевском замке в Варшаве принимали самого главного человека в СССР – президента Михаила Горбачева. На встречу с ним позвали людей из мира науки и культуры. Меня считали цивилизованным диссидентом и не ожидали никаких скандалов, поэтому пригласили на трибуну, куда были направлены камеры, главным образом советские. Я сформулировал мысль, что поскольку ни одна цивилизация не достигла такого темпа развития, как наша, имеющая иудеохристианские корни, то, возможно, известные трудности цивилизационного развития в Советском Союзе связаны со слишком большим отходом от этих корней. Высказывание получилось умеренно задиристым. Потом я узнал, что Горбачев спросил у кого-то, имея в виду меня: “Он еврей? А то похож”. Конечно, глупые шутки про политиков – любимое дело художников, но в России сочетание “иудео” с христианством не так распространено, как на Западе, и вопрос советского президента мог иметь более глубокий смысл.

Произошло ли цивилизационное ускорение благодаря иудеохристианству? По мнению моему и многих других людей – да. По сравнению с другими монотеистическими религиями, только иудеохристианство поставило человека настолько высоко, что открыло неведомые прежде творческие перспективы. А почему это ускорение стало наблюдаться лишь по прошествии двенадцати веков христианства, пусть объясняют историки.

Благодаря собственным изобретениям, человечество распоряжается немыслимым количеством энергии, и поэтому все мы могущественны. Что повлекла за собой новая ситуация? Общество стало массовым, и произошло это совсем недавно. Один из моих любимых авторов, философ Хосе Ортега-и-Гассет, писал в 1920-е годы, что мы живем в эпоху уравнивания. Уравниваются доходы, стирается дифференциация культурного уровня у различных социальных групп, происходит уравнивание полов. Это действительно так. Это новшество нашего времени. Как любой человек, сохраняющий бдительность, я спрашиваю: хорошо это для нас или плохо? Хорошо, ибо всем полагается то, что до сих пор принадлежало лишь немногим. Нужно ощущать счастье и солидарность, видя, что другим людям живется как никогда хорошо.

И все же у массового общества есть недостатки. К ним нужно внимательно присмотреться. Взглянем на культуру. Ортега-и-Гассет пишет: “Несерьезная культура идеально выполняет требования развитого общества”. Иначе говоря, наступило время карнавала. Это вызов. Не свидетельствует ли культура, что наша цивилизация в каком-то смысле исчерпала себя?

Испанский ученый добавляет: “…заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду. <…> отличаться – неприлично”[49]. Я слышу дыхание этой мысли. И мне кажется, что в мире культуры мы дорого платим за омассовление. Рождается вопрос: это временная или постоянная цена?

Аудиенция у папы римского Иоанна Павла II в Ватикане, 2004 г.

Нашу эпоху называют постмодернистской, и мы ощущаем, с какой силой в ней отзывается нигилизм, который Ницше окрестил “самым жутким из всех гостей”. Нигилизм возникает тогда, когда кажется, что все можно и что современность стала чем-то абсолютным, когда культура неохотно обращается к прошлому и молчит о будущем, поскольку оно непосредственно нас не касается. Это и есть то самое новшество – пожалуй, нехорошее, ибо так размывается картина жизни, в которой мы обязаны отличать добро от зла и правду от лжи. Постмодернистское мышление пытается свести это различение на нет или, по крайней мере, как-то его замаскировать. Думаю, наше упоение современностью и успехом – жалкие, типично ученические восторги, если посмотреть на них в исторической перспективе. Обратите внимание, насколько хуже стали современные университеты. Когда-то, в средневековые времена, оппоненты перед началом дискуссии должны были представить точку зрения противника, иначе полемика считалась недействительной. Сегодня противника, особенно в мире политики, ставят в такое положение, чтобы досадить ему, даже не пытаясь прислушаться к его мнению. В науке этот обычай тоже широко распространен. Обидно. Полагаю, из-за этого пространство научной свободы стало уже, чем в XIX веке. И говорит это только об одном: мы строим цивилизацию без сильных корней, врéменную цивилизацию.