Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Евангелист Иоанн рассказывает, как однажды ярые противники христиан, книжники и фарисеи, привели к Иисусу Христу женщину, взятую в прелюбодеянии. Негодуя на неё за этот порок, они сказали ему: эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: ты что скажешь? В ответ он произнёс: кто из вас без греха, первый брось на неё камень.

Услышав то и будучи каждый обличаем своей совестью, спросившие стали молча расходиться, один за другим, начиная от старших до последних…

Иисус же, обратившись к задержанной, сказал: женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, господи. На что он изрёк: и я не осуждаю; иди и впредь не греши.

(«Новый завет», «От Иоанна святое благовествование», 8-2-11. — Текст приводится частью в косвенном изложении).

С прямым и откровенным пояснением сути дела и с признанием Христом, что даже его, мессию, как и всех, должна касаться только что утверждённая им истина, в этой притче выпадают из логики лишь заключающие слова. Будет ли грешить женщина в дальнейшем? Возможно, нет. А, возможно, и будет. Тогда, если признавать, что буквально каждый из живущих — не без греха, — претензий к ней опять никто предъявить не вправе и не сможет.

В результате и прелюбодеяние, как некое привычное зло, должно остаться неискоренимым.

Тут уместно ещё раз обратиться к образу Екатерины Масловой. Толстой был, пожалуй, первым из литераторов, подметившим и просто, без обиняков сообщившим о насущной потребности иметь полового партнёра для женщины — том наиважнейшем обстоятельстве, которым подталкивалось её вхождение в роль проститутки.

Хотя писатель, рассуждая о проблеме, использует термин «прелюбодеяние», но это лишь гневливое восприятие противонравственного, как считается, поведения в обществе. Природа женщины, как и мужчины, не может быть отрешена от интима в самых разных его ипостасях. Прежде всего в такой, где любовное увлечение не удерживается на одном и единственном партнёре, а периодически или даже постоянно «перескакивает», устремляясь — к иным. И запретить такую заданность физиологии невозможно.

В ней, в этой заданности, люди, между прочим, вынуждались разбираться уже в незапамятные времена, когда по велениям жрецов практиковалась проституция, называвшаяся священной.

Её отличие от проституции в нынешнем виде состояло в том, что из-за долговременной, после войн и гибельных эпидемий нехватки мужчин возникала ситуация с огромным численным перевесом свободных, не обременённых общественными устоями женщин. В результате под угрозой оказывалось восполнение потомства. А следом и существование самой родовой общности как таковой.

Чтобы до этого не доходило, свободным женщинам с целью зачатия вменялось в обязанность отдаваться мужчинам первыми, иногда вовсе незнакомым или даже первым встречным, как это случалось в портовых поселениях с прибытием туда корабельных команд или при маршевом прохождении по жилым секторам армейских подразделений, неважно — чужих или своих.

Также в порядке вещей было находить себе мужчину из числа пленников, рабов и проч.

Отголоски такого обычая заметны в забавном рассказе из Торы, когда жена важного египетского сановника, у которого в рабстве находился еврей Иосиф, воспылав страстью к этому подневольному красавцу, на все лады понуждала его, чтобы он лёг с нею и спал с нею, а, не добившись желаемого, оговорила его перед своим мужем — как якобы домогавшегося её.

(«Тора», «Бытиё», 39-7-18. — Изложение косвенное).

Традицией были открыты пути и к благодарениям тех мужчин, кого соблазняли, и это были не только слова искусительниц, но и преподносимые с их стороны партнёрам вещественные блага, нередко внушительной ценности, — нынешняя проституция как бы наоборот.

Хотя всё это давно изменилось, явление проституции по-прежнему сводится к неотъемлемой особенности физиологии тех, кто предлагает интимные услуги.

Торжествует их выбор, исключающий остановку сексуального «внимания» только на одном половом партнёре и интимную связь обязательно долговременную. Во всяком случае, рамки явления, как бы предназначенного к осуждению и неприятию, не сужаются, на что указывает практика официального действования борделей в ряде стран уже и в условиях нынешней, современной цивилизации.

Устремляясь к полной и бескрайней свободе в этой «отрасли», принявшие указанную модель, вопреки всему, что должно быть дорого человечеству, показывают лишь собственные бравурные амбиции на исключение перед собой хоть каких-то ограничений, другими словами, увязают в том же «освобождении» «до конца», когда можно придти только к абсурду.

В условиях ещё не изученных и даже пока не выясняемых негативных особенностей общей демократии от такого решения вопроса если где-то стыдливо и отворачиваются, то во многом из соображений чисто политических или сугубо ментальных, когда ошибочно уповают на некий особый путь исторического существования и развития своих стран, особость моральных и нравственных ценностей у их народов и проч.