Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Вникая в пояснения, касавшиеся роли и значимости этического, какие излагались в предыдущих разделах настоящих записок, активные читатели не могли, наверное, не обратить внимания на те очевидные «слабые места» или — «несглаженные углы», которые были оставлены не вполне освещёнными и опрозраченными автором при его работе над этой непростой темой.

Да, действительно, такую работу приходилось откладывать «на потом», пока речь шла об этике в её общих «параметрах» — как системе естественного всечеловеческого права, — какой она складывалась и сложилась в ходе исторического процесса.

О воздействиях на неё, часто совершенно неуместных, когда она использовалась силами отдельных, иных компетенций, кроме компетенции всечеловеческой, мы говорили только в тех случаях, где было необходимо основательнее разобраться в «ценностях» и амбициях неписаного корпоративного естественного права, а также — права государственного, публичного — при его затруднениях с установлением норм и формулировок, специфичных исключительно для него.

Теперь нам предстоит вернуться к оставленному ранее, имея в виду, что проблемы взаимодействий с этическим для настоящего момента «освобождения» вовсе не являются одноразовыми или несущественными, как может кому-то казаться.

Они, эти проблемы, успели приобрести уже поистине пронзительную долговременную актуальность и выражаются отношением к этическому вовсе не вынужденным, а часто прямо-таки бесцеремонным или даже оголтелым.

В целом этот грустный процесс укладывается в понятии так называемой «новой» этики.

Её вовсе не отвлечённая востребованность, или, если точнее: необходимость заменить ею часть, а то и всю необъятную глыбу этических представлений, умещённых в неписаном общечеловеческом естественном праве, давала о себе знать и вызревала, как мы уже имели возможность об этом узнать, издревле — в связи с пожеланиями отдельных или многих людей подправить укреплённые в их сознании и в подсознании идеалы, тем самым приспособив их к задачам текущего, реального бытия.

К настоящему времени нет числа любителям постучать себя в грудь, как якобы имеющим свой, индивидуальный или коллективистский набор представлений о новом этическом, будто бы пригодных для усовершенствования окружающей нас общественной жизни или государственного правления.

«Концепции» и «рычаги» «новой» этики легко налагаются такими энтузиастами на что угодно — на культуру, экономику, политику, разделы наук, на личность и разные формы деятельности объединений. Жаль, не хватает к этому лишь примеров, когда бы свежее можно было ощутить наяву, а, удостоверившись в нём, одобрить и принять его в пользование.

Рьяными проводниками и апологетами столь ходового духовно-идеологического материала являются и представители властных структур, и им оппонирующие, и воинственные защитники традиционной либеральной демократии, в лоне которой стало привычным не замечать присутствия абсурдного — в виде, скажем, фашизма, старого или нового.

Конечно, ни о каком улучшении идеалов при этом речи заводить нельзя. Мы о такой нулевой эффективности благих «поисков» на данном направлении уже рассказывали; здесь же просто повторим, что идеалы, созданные в людской среде, хотя и могут умыкаться и быть извращёнными, как то случалось с идеалом чести, но выбросить их из употребления, всеобщего употребления, никому не дано. Какие бы тут претензии и кем бы ни выдвигались.

Объяснение этого кроется в самой природе этического, как сфере однородного чувственного — личного или массового. Будучи замкнуто в себе, оно таким остаётся в сознании и в подсознании и требует лишь ориентации мыслей на свою значимость, не раскрываясь и не разделяясь на фрагментарные доли — то есть постоянно пребывая в своей цельности. Таким оно воспринимается всеми от начала человеческой истории до наших дней.

Это означает, что ни у кого из идеологических экстремистов или прочих иных радикалов, претендующих быть главными в этическом, в какую бы степень ни возводили они их личную или корпоративную спесь, надменность или презрение к «остальным», кроме себя, эти потуги дать ничего не могут. Поскольку этическое — неделимо. Ни по расовым примеркам, ни по национальным, ни по каким-то ещё.

Провозглашаемое где-то нравственное или моральное верховенство над кем-то, а также — отличие может быть только временной плоской затеей.

Натяжка здесь очевидна в том смысле, что отбросить отвергаемые «бунтарями идеалы и принципы этического они не в силах и вынуждены пользоваться ими наравне со всеми, а новые поколения, приходя им на смену, уже, как правило, в состоянии обходиться без причуд, разыгрываемых их взба́лмошными предками.