Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Роль разрушителей старины, с её кондовыми обычаями и ограничениями, часто ещё — кровавыми, в значительной степени, вполне вероятно, могли выполнять «изгои» или «шатуны» — те молодые представители мужского пола, каких по их взрослении вынуждены были отторгать от себя в самостоятельную жизнь семьи или кланы, — как лишних (едоков, самцов и проч.)

В сочетании с открывавшейся перспективой активного мигрирования и смешения рас этот «инструмент» раскрепощения должен был впрямую служить ускоренному «развитию» половых отношений. Развитие здесь приводило к тому, что жёстко повергались прежние кондовые ограничения, и они заменялись закрайней свободой, что, должно быть, расценивалось соплеменниками не иначе как величайшее достижение, но — уже грозило институту семьи. Здесь плюс выходил разве лишь в том, что резко отодвигались угрозы вырождения, о которых сказано выше.

О том, что в далёкие прошлые времена при возникновении института семьи был достаточно продолжительный период такого серьёзного пересмотра жизненных принципов и соответствующих «приобретений», подтверждают учёные из университета Аделаиды, Австралийского национального университета (Австралия) и университета Пенн Стейт (США), рассказавшие о результатах своих специальных исследований в журнале Nature Ecology & Evolution.

На основе данных об останках людей, живших в Европе и Азии в последние 45 тысяч лет, а также климатических изменений авторы публикации утверждают, что всего 10 тысяч лет назад генетическое разнообразие в людских анклавах было намного богаче, чем у людей нынешней современности. Иными словами, энергичнее шло их размножение и передавался лучший генетический фонд потомкам.

Мы можем уверенно утверждать, что выявленные учёными закономерности указывают одновременно и на ту заметную степень «освобождения», которую довелось испытать в своей истории многим народам и по которой их новые поколения могут до сих пор ностальгировать — как о естественном праве, с отчуждением воспринимая трудные обстоятельства нынешней жизни на земле. Где не может быть полной, исключительной, абсолютной свободы ни для кого — ввиду необходимости укорачивать её ограничениями.

Былая великая свобода тех давних сроков представляла из себя, как приходится её понимать сейчас и нам, обусловленное природой «приобретение» огромной исторической важности не только по части убережений общинных способов существования и гарантирования полноценной физиологичности, генного.

У человека при более высокой в нём развитости, в том числе — чувственного, эмоционального, с появлением избыточного и более комфортного досуга, более сытного пищевого достатка неизбежно должны были возрастать и возможности удовлетворяться чувственностью.

На этом этапе могла происходить стремительная переориентация в сущности полового спаривания. Поскольку репродуктивное обеспечивало в нём самую высшую меру чувственного, «выходившего» из либидо и непосредственно спаривания (секса), то здесь и следовало быть тому, в чём удовлетворённость чувственным могла достигать наибольшего.

То, чем удерживалось раньше репродуктивное, становилось теперь довлеющим, выходящим «за рамки», тем более что «освобождение» не обходилось без тех самых «изгоев» и нового ритма передвижения людей по материкам земли.

А главный результат состоял в том, что репродуктивное уже «использовалось» по преимуществу как нечто «вторичное»; — оно отодвигалось в сторону, уступая место удовольствиям, чувственному.

Это «новое» и до настоящего времени существует только благодаря «старому» — репродуктивному. Но так сложилось, что «отрыв» отсюда оказался настолько мощным, что репродуктивное всё чаще как бы игнорируется, не признаётся; — оно оказалось приглушенным даже в области этики и существовавших традиций.

Также, думается, не лишено смысла предположение о постоянном многократном «экспериментировании» с институтом семьи ещё с доисторических упований на свободу, прежде всего — личностную, поскольку не могло стоять на месте развитие «мощи» удовлетворения чувственным.

Ведь востребование всё более частых сближений (спаривания) вряд ли «умещалось» в рамки какого-то одного вида семейности; нельзя исключать, что их, таких видов или «ступеней» должно было быть достаточно для «закрепления» успеха «освобождения», которое проходило от одной меры («нормы») насыщаемости к следующей и т. д., — пока оно не достигло этапной «величины», сопоставимой с нынешней или уже близкой к ней.

Можно, видимо, говорить даже о том, что в отдельные исторические периоды такие процессы бывали, что называется, повальными, касавшимися всех, и часто они искусственно возводились в разряд повальных под влиянием силовых традиций.

Именно так, в частности, мог возникнуть обычай обрезания, который получил широчайшее распространение в коленах древнего народа Израиля и в сопряжённых с ним племенах.