Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Так что, если в полноте представить, какому потоку информации и мнений пресс-центры и родственные им спецслужбы в настоящее время сообща ставят заслоны перед СМИ, а также перед населением, то, думается, вряд ли бо́льшими были информативные ограничения в период всевластия коммунистических режимов — как в Советском Союзе, так и в других странах, где цензура существовала и её оберегали в правовом порядке.

И давайте поудивляемся: странная у теперешних СМИ и у правозащитников привязанность к отвлечённой свободе слова и к плюрализму, если имея перед собою столь мощную махину из пресс-образований для проведения хотя бы и «неофициальной», ниоткуда и ни в чём не испытывающей ограничений цензуры, они считают невозможным не то что хотя бы изредка рассказывать о ней, а даже — не замечают её.

Также странно и то, что с этим уклонением от реального положения вещей, похоже, целиком согласна и так называемая широкая общественность. Как будто никому не дано увидеть в упор очевидного.

Нигде ни слова, ни изображения, ни звука!

Здесь уместно ответить на возражение: дескать, через пресс-образования проходит или не проходит информация, в то время как они не ответственны за массовую информацию, по отношению к которой и вводится правовая норма о запрете цензуры.

Эта лукавая позиция легко уязвима.

Ведь цензура, когда она инициировалась государствами для «очищения» массовой информации, проводилась в основном ещё на «замкнутом» или производственном, а то и допроизводственном этапах работы СМИ, когда массовой информации ещё не могло быть в наличии, поскольку её сход с конвейера только ожидался; в этом случае запрет мог устанавливаться именно на информацию, на «обычную» информацию.

Так, в частности, было в достопамятном Телеграфном агентстве Советского Союза при Совете министров СССР (ТАСС) — одном из крупнейших информационных учреждений в мире и притом ещё с репутацией наиболее правдивого и объективного; ныне — ИТАР-ТАСС (хотя по принятой условности агентство по-прежнему подписывает свои сообщения как и при советской власти: ТАСС).

Из-за боязни выставиться хотя бы в чём неприлично за рубежом (да и в своей империи тоже) оно проводило сплошную очистку информации ещё даже не собираемой — посредством служебного истребования заявок на события и факты (темы) от своих корреспондентов и сотрудников с последующим утверждением перечня годных к разработке и выпуску материалов главными подразделениями рабочего конвейера, а также, само собой, и — цензорами.

Творческий персонал ставился тем самым в очень тяжёлое и унизительное положение. Чтобы заявить материал, служащим нужно было, во-первых, в предварительном порядке более-менее основательно уяснить и проработать его «для себя». Во-вторых, в случае непринятия и незачёта предложенной темы не возвращаться к «запретному» никогда.

То есть в обоих случаях речь шла о резком сужении поиска на информационном поле и, кроме того, к бездумной растрате профессиональных сил.

Этот бусурманский стиль «очищения» успел «затвердеть» как на деле, так и в словах: отказ на предоставляемую заявку был выражаем одной чеканной и грозной фразой: «ТАСС об этом — не пишет», — она становилась крылатой.

Из числа работников агентства тогда никто, разумеется, не мог претендовать на какое-то материальное возмещение за выполнение каждым пустой черновой работы.

В условиях, когда в огромном по территории государстве агентство являлось монополистом в поставках официальной массовой информации прежде всего для «верхов» (как «своих», так и зарубежных), подобный стиль выглядел явным позором для страны, и не случайно ещё за десятилетия до известной теперь лишь немногим и то преимущественно по документам перестройки и новейшего (последнего) её этапа советский режим вынужден был сделать уступку мировому сообществу в виде созданного в альтернативу, «параллельного» информационного учреждения с ориентацией его работы на заграницу — Агентство печати «Новости» (АПН).

Понятно, что административное «очищение» и прямая цензура не могли обойти и его, да, собственно, и всех производителей массовой информации в СССР и странах, где практиковалась государственная цензура.

Надо ли говорить, что «бесценный» опыт такого манипулирования ею годен к использованию и в наши дни?

Возвращаясь к замечаниям о всеобщей как бы паралитической немоте перед умолчаниями о роли пресс-центров и образований, им аналогичных, скажем (не считаясь даже с возможными резкими осуждениями), что если у кого восприятие этого феномена вылилось бы в искреннее негодование, то, вопреки всему, надо бы поостеречься столь благородного чувства, пусть бы его выразил не какой-то отдельный человек, а целая массовая общественная или политическая организация.

Умолчания (даже самые «простые»), как мы все хорошо знаем, часто говорят о многом. Здесь они указывают на существование в нашем бытии той его части, которая остаётся вне воздействия государственными законами. И не потому только, что законы не всегда сработаны как нужно. — Обессиленным предстаёт публичное право в целом.