Для начала все хотели узнать, как долго пролежал там труп. Растительность в таких случаях зачастую дает первую подсказку. Выкапывая могилу, убийца повредил растущий по всему островку орляк, и было важно тщательно его изучить. На небольшом расстоянии от могилы я раскопала почву вокруг срезанного орляка, пока не добралась до подземных стеблей. Хотя они и были перебиты, на них остались почки, из которых в сезон должны вырасти новые листья. Да, почки там нашлись, и по сравнению с другими на стебле они были набухшими и удлиненными.
Кроме того, в почве имелись крошечные фрагменты зеленой листвы. Молекулы хлорофилла удивительны. Они долго не разрушаются, когда листья преждевременно срывают с живого растения, и проходит много времени, прежде чем они начинают разлагаться. Свежие листья могут оставаться зелеными в почве месяцами, когда само родительское растение уже давно пожухло и погибло. Так было и здесь. Набухшие почки на нижней части стебля и фрагменты зеленой листвы в почве дали мне понять, что повреждения были нанесены летом – уж точно до начала осени, когда орляк начинает желтеть.
С трудом встав с колен, я крикнула ожидавшей толпе: «Уверена, что его закопали в конце лета». Они оживились. Время совершения преступления играет важнейшую роль в расследовании, потому что позволяет проверить алиби подозреваемых.
Следующим моим шагом было взять сравнительные образцы вокруг могилы, непосредственно из нее, а также вдоль всех возможных путей отступления преступника. Если немного повезет, затем я смогу сравнить профили этих участков с теми, что будут получены с обуви, транспортных средств и инструментов, изъятых у подозреваемых. С учетом того, что один орляк за сезон может произвести тридцать миллионов спор, я ожидала, что это растение будет обильно представлено во взятых образцах.
Приготовившись брать образцы из могилы, я надела маску, поскольку не хотела чихнуть, кашлянуть или даже просто дышать на труп, рискуя загрязнить его своей ДНК, а также чтобы волосы с моей головы не попали в могилу. Криминалисты облачаются с ног до головы в защитные костюмы не только для того, чтобы уберечь место преступления от загрязнения – они также защищают самих себя от контакта с патогенами в трупах. В своем костюме я была словно в коконе, отрезанная от внешнего мира. Взяв образцы с поверхности почвы, я поместила их в отдельные полиэтиленовые пакетики, составила список всех замеченных видов растений, сделала фотографии всего, что посчитала нужным, и позаботилась о том, чтобы все образцы были правильно промаркированы и зарегистрированы. Казалось, на это ушла целая вечность, потому что замерзшие пальцы, облаченные в винил, почти не слушались.
– Ладно, парни, идите сюда, – крикнула я Питеру Мерфи и Люку Барберу. Питер, как и я, был ландшафтным археологом, но работал в университете Восточной Англии, а Люк приехал из археологического подразделения в Суссексе, которым заведовал Университетский колледж Лондона. Вместе мы присели на корточки, коллеги быстро убрали большую часть лежащего сверху материала, и для всех нас стало большим сюрпризом то, что мы увидели под ним.
Как только они соскребли с поверхности грязное месиво, обнажив более плотную почву, я ахнула от неожиданности.
– Я ошиблась – эту могилу выкопали не летом!
От удивления у меня вытянулось лицо – я поняла, что могилу засыпали осенью или даже зимой. На это указывала наполнявшая яму коричневая листва, которой не так давно была усеяна земля. Противоположный берег ручьях был устелен такими же пожухлыми листьями, которые сейчас бесцельно пинали остальные члены нашей группы. Летняя почва могла содержать фрагменты зеленой листвы и растительного мусора, однако в ней явно не могло быть столько коричневых, увядших листьев. Так была ли могила засыпана этой или прошлой зимой? Судя по виду жертвы, она провела в земле очень долгое время. Листва запросто могла сохраниться в течение года, однако это никак не вязалось с обнаруженными стеблями орляка. Я нагнулась и продолжила внимательно вглядываться, пока мои коллеги быстрыми, отточенными движениями расчищали могилу.