Как настоящий мужчина

— Как вас зовут, мисс? — спросил я, кажется, весьма невнятно.

— Эстреллита, — услышал я довольно холодный ответ, за ним последовала вновь искусственная, одними губами, улыбка.

— И давно вы здесь?

— Только два месяца.

— А я уже чуть ли не год.

Несмотря на охватившее меня смущение, хотелось поговорить с девушкой побольше, но ее мать тут же передала мне тарелку с недоеденным рисом, и я вынужден был отправиться на кухню. Вернувшись, я обнаружил, что Эдди занимал разговором Эстреллиту. Меня схватила зависть, но Эдди тут же заявил:

— А мы тут разговариваем о тебе.

Я покраснел.

— Почему?

— Она спросила, что ты здесь делаешь.

Щеки мои стали пунцовыми.

— Мой дядя и тетя — хозяева панситерия, — смущенно произнес я.

— То же самое сказал и Эдди, — заметила Эстреллита. — Мне понравилось, как у вас кормят, почти как в Маниле.

Эдди бросил нас и направился к блюду с рисом. Голос девушки зазвучал более оживленно, мы продолжали разговаривать по-английски. Где бы филиппинцы ни встречались, они всегда начинают говорить по-английски, а все из-за того, что у нас много языков и наречий и если хочешь быть уверенным, что тебе ответят, говори по-английски, его знают многие. Эстреллита произносила слова правильно и очень мило, я мог бы слушать ее часами…

— Нам пора уходить, — вмешалась в разговор мать.

Сказала она это тихо, но голос ее оглушил меня. Вместо того чтобы сказать какую-нибудь любезность, я растерянно улыбнулся, так я был огорчен. Я собрался было поблагодарить их за внимание к нашему ресторану, но они уже прощались с тетей Салли. Крылатые рукава тетушки смялись и поникли. Я заметил, как мистер Лопес подзывает такси, и вернулся к Эдди. Его тарелка была вновь пустой.

— Как же с ней увидеться? — взволнованно спросил я. Можно было подумать, что я только что сбежал с третьего этажа нашего дома.

— Они живут в отеле «Лэнгуелл» на 44-й стрит, неподалеку от Бродвея. Можем сходить, если хочешь.

— Обещаешь?

Тут раздался тетушкин голос: она просила помочь убрать грязные тарелки. Эдди двинулся за мной и тоже начал убирать посуду.

Панситерий опустел часам к четырем. Наступила тишина. Я огляделся. Вокруг стояли цветы: на окне — от булочной Рокси, на главной стойке — от мясного магазина, на боковой — от зеленщика Энтони. Как и рукава блузки тети Салли, они поникли.

— Итак, — заявил дядюшка, потирая руки, — мы начали заниматься бизнесом. Будем надеяться, что с завтрашнего дня к нам потекут денежки.

На его баронг-тагалоге виднелось огромное пятно от соевого соуса, но это, должно быть, его не трогало. В тот вечер мои опекуны не стали слушать свою любимую радиопередачу, а завалились спать. Они так умаялись в своем заведении, что храпеть начала даже тетушка, чего за ней не водилось. Я же вертелся в постели и не переставал думать об Эстреллите. Ее прелестное личико стояло у меня перед глазами. Наконец я не выдержал, включил настольную лампу, вытащил лист бумаги и принялся сочинять ей послание.

Сегодня мне не уснуть, — с чувством начал я. — Ваше лицо даже во тьме все время передо мной, сердце готово рыдать от любви…

Я зачеркнул «от любви» и написал «от чувств» и продолжал:

…от чувств к вам. Поверьте, Эстреллита, дорогая, я еще ни разу не встречал такой удивительной девушки, как вы. И сердце мое готово рыдать от любви…

Здесь я заметил, что об этом уже писал, зачеркнул. Перечитав письмо, я почувствовал всю свою беспомощность, нервно скомкал лист и бросил под стол. Веки мои отяжелели, сон начал брать свое, я выключил свет и вернулся в постель.

Уснул я мгновенно. Мне приснился праздник цветов в родном баррио… Королева цветов Эстреллита шла впереди процессии в белой мантии из хуси, в руках у нее был букет из белых и пурпурных орхидей, горных лилий и веток с крошечными благоухающими цветами сампагиты. В полночь я вновь проснулся и не сомкнул глаз уже до утра. Я беспокойно метался в постели, пока тетя не пошла готовить завтрак. Я поплелся за ней на кухню, чем необыкновенно удивил тетушку.

— Проголодался, — соврал я, протирая глаза, хотя следовало бы сказать «влюбился». Заговори я в такую рань о любви, тетушка наверняка решила б, что я рехнулся или пребываю в лунатическом сне.

Но это была правда. Я был влюблен в девушку с единственной в мире удивительно милой улыбкой.

В школе во время контрольной работы по английской литературе вместо вопросов на классной доске мне все время мерещилось лицо Эстреллиты. Все сорок пять минут я пялил глаза на доску, но так и не ответил ни на один вопрос. Я был в таком состоянии отрешенности, что подписал свою контрольную работу именем Эстреллиты. На следующий день миссис Хокс сурово спросила, у кого это появился псевдоним «Эстреллита Лопес». Я вынужден был подойти к ней после урока и признаться, что бланк контрольной был мой. Учительница оглядела меня с ног до головы и наконец спросила:

— Кто она?