Читаем Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция полностью

• Как мы выяснили, вообще-то на каждую основу есть свой шаблон, практически для каждого обозначения человека феминитив при желании/необходимости образуется. От каждого образуется, да не каждый нравится.

Вот членша вряд ли имеет шанс понравиться. Членка, впрочем, тоже. При этом вопросы “как будет феминитив от член?” реальные люди задают то и дело. Давайте поговорим о таких вот трудных случаях.

И прежде всего вспомним, что даже самые что ни на есть регулярные образования – грамматические формы – могут иметь разное происхождение. Ребенок – дети. Иду – шел. Был – есть. И ничего. Мы относимся к таким формам совершенно нормально.

Откуда же идея, что гораздо менее регулярные единицы должны образовываться от любого слова? Почему не от синонима с тем же значением? Ведь язык – это сплошные исключения. Может, не стоматологиня, а дантистка?

<p>Шофёрша или шофёрка? Водительница!</p>

Фантаст Ефремов, как мы помним, вообще ратовал за шофёриню… Но в феминитиве от слова шофёр нет никакой необходимости, так как у этого слова есть более употребительный синоним с тем самым суффиксом – тель, от которого сейчас женские варианты образуются максимально легко: водитель – водительница.

<p>Творчиха или творица? Создательница!</p>

Заглянув в словари синонимов, мы можем обнаружить уже готовый ряд: создательница, образовательница, основательница, созидательница. В конце концов, если действительно кровь из носу необходим дериват с корнем твор-, в XVIII веке существовал синоним к слову творец – творитель. Феминитив от него образовать легче легкого.

<p>Членша или членка? Участница!</p>

Слово член само по себе не является названием деятеля (как автор, жнец, писатель и т. п.). Исходно это метафора на базе значения “часть тела”. Человек как часть тела общества, организации, аналогично слову глава. Если у вас нет цели подставляться под каламбуры, во многих случаях вполне можно использовать готовые феминитивы от синонимов: участница, сотрудница, активистка.

<p>Директриса – редактриса – модератриса и психиатриса?</p>

Время от времени раздаются предложения приткнуть то туда, то сюда суффикс – иса, до сих пор входивший лишь в состав немногочисленных галлицизмов, начиная с актрисы и заканчивая редактрисой и директрисой. Часть таких заимствований уже стала фактом истории: инспектриса, лектриса (чтица), совсем старые и редкие импровизатриса и даже амбасадрисса. По сути, таким же галлицизмом является и заимствование петровского времени императрица, в котором, однако, суффикс русифицировался, уподобился русскому – ица.

Во всех этих случаях феминитивы образовались ещё во французском языке от основ, заканчивающихся на – eur, причем последняя гласная чередовалась с нулем при образовании феминитива, что перешло и в русский: актёр – актриса, инспектор – инспектриса. А это делает феминитив менее похожим на исходное слово, опять-таки менее прозрачным. Как предлагаемое иногда и совершенно непонятное автриса. Но для длинных основ это не страшно. Редактриса и директриса – это вполне понятно и без последнего – о– (редакт-о-р). Гипотетическое модератриса – тоже. Так же понятны гипотетические образования от основ на – тр, без гласного: педиатриса. Хотя, конечно, этого факта недостаточно, чтобы слова появились. Но вдруг…

<p>Косарка? Косарша? Косарица? А ещё хиппарша и технарша</p>

Закончим наше путешествие в той точке, откуда начали. Как назвать бабушку-косаря?

В Толковом словаре русского языка Дмитрия Ушакова (1935–1940) имеется областное, то есть диалектное, слово косарка. Оно подобно другим феминитивам от слов на ударный – арь: свинарь – свинарка, дикарь – дикарка, почтарь – почтарка, да и глухарь – глухарка (ср. от слов на безударный – арь – аптекарша, библиотекарша). Но феминитивов на – арка немного, часть их устарела, да и косарь уже малоизвестно – если речь не о тысяче рублей. В итоге косарка звучит и выглядит не очень-то понятно. Скорее приходит в голову, что это какая-то птица, как цесарка или казарка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека фонда «Эволюция»

Происхождение жизни. От туманности до клетки
Происхождение жизни. От туманности до клетки

Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился? Каким образом сформировались планеты, на одной из которых зародилась жизнь? Почему земная жизнь основана на углероде и использует четыре типа звеньев в ДНК? Где во Вселенной стоит искать другие формы жизни, и чем они могут отличаться от нас? В этой книге собраны самые свежие ответы науки на эти вопросы. И хотя на переднем крае науки не всегда есть простые пути, автор честно постарался сделать все возможное, чтобы книга была понятна читателям, далеким от биологии. Он логично и четко формулирует свои идеи и с увлечением рассказывает о том, каким образом из космической пыли и метеоритов через горячие источники у подножия вулканов возникла живая клетка, чтобы заселить и преобразить всю планету.

Михаил Александрович Никитин

Научная литература
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием

"Ни кошелька, ни жизни" Саймона Сингха и Эдзарда Эрнста – правдивый, непредвзятый и увлекательный рассказ о нетрадиционной медицине. Основная часть книги посвящена четырем самым популярным ее направлениям – акупунктуре, гомеопатии, хиропрактике и траволечению, а в приложении кратко обсуждаются еще свыше тридцати. Авторы с самого начала разъясняют, что представляет собой научный подход и как с его помощью определяют истину, а затем, опираясь на результаты многочисленных научных исследований, страница за страницей приподнимают завесу тайны, скрывающую неутешительную правду о нетрадиционной медицине. Они разбираются, какие из ее методов действенны и безвредны, а какие бесполезны и опасны. Анализируя, почему во всем мире так широко распространены методы лечения, не доказавшие своей эффективности, они отвечают не только на вездесущий вопрос "Кто виноват?", но и на важнейший вопрос "Что делать?".

Саймон Сингх , Эрдзард Эрнст

Домоводство / Научпоп / Документальное
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки