Как ни крутись

– Николай, – говорил Александр, тот, который имел привычку смотреть на собеседника не прямо, а как-то сбоку, искоса. – Вот, что бы ты сделал. В теории всё хорошо пишешь. Ну, а как на практике? Твой метод «добавить огня в общение кандидатов», конечно, привлёк народ на выборы, но, как оказалось, жареных фактов про будущих чиновников не так уж и много, а те, что есть – весьма однообразны: пил, дебоширил, не платил долги и так далее. В какой-то момент это надоест.

– О, – поднял Ласточкин вверх голую руку, отпуская простынь, покрывавшую его тело наподобие римской тоги. – Грязь человеческая никогда не приестся людям. Её не может быть много. Кого больше в нашей стране проживает? Согласно статистике? Женщин! – отвечу я вам. А чем знамениты женщины? Сплетнями, – снова отвечу я. А как часто женщины сплетничают? Каждый день, и даже несколько раз в день они перегоняют из пустого в порожнее старые и новые новости самого жареного и жёлтого свойства и никак не устанут. Уверяю вас, чем больше грязи и чернухи, тем больше поклонников!

Ласточкин стоял посреди бани голый и красный. Зрелище не было хоть сколько-нибудь симпатичным. Оплывшее тело мужчины средних лет вызывало неприязнь, а то, что он в таком виде с совершенно серьёзным лицом вещал нечто, похожее на научные данные, и вовсе смешило.

– Ну, хорошо, – согласился Александр. – Но ведь истории кончатся, что дальше-то?

– Как что?.. Как что?! – Ласточкин хмельно мотнул головой. – А писатели? Нанять талантливых писателей, пусть сочиняют истории. Как эти все кандидаты старушек из огня на зелёный свет через дорогу переводят. Или как они там, я не знаю, что там можно плохого о человеке выдумать…

– В том-то и дело, Николай, – вступил в беседу товарищ Александра, высокий шатен, больше похожий на охранника, чем на друга. – Писатели начнут выдумывать, а если кто-то решит проверить, так ли оно на самом деле…

– Пусть проверяет! Суд, следствие займут много времени, доказать или опровергнуть что-то будет крайне трудно, но зато само действо принесёт еще одну скабрезную историю, ещё один скандал.

– Паша хочет сказать, – перебил его Александр. – что нужны какие-то методы, чтобы отсеивать все эти истории. То есть если все будут друг про друга рассказывать небылицы, кто же тогда победит?

– Тот, кто интереснее расскажет, это очевидно!

– Ну, интерес – штука субъективная. Его не рассчитаешь. А мы с тобой наукой занимается. Этим вашим людям сначала про любовь истории подавай, а потом про собак, к примеру, то есть совсем другое. Чего захочет народ, никто не знает, это не предсказуемо. Согласись, ведь нужны какие-то выверенные методы влияния на людей, а не просто какой-то конкурс рассказчиков.

– Но ведь в этом и заключается идея демократии. В некотором смысле, так делали и древние греки, поэтому до нас и дошли имена многих философов того времени, они прямо участвовали в выборном процессе. И всё же не такой уж это и непредсказуемый конкурс. Если сравнить с былыми временами в Индии, где царя, после его пропажи, выбирал слон, просто из толпы, то мой метод – просто вершина предсказуемости.

– Да-да, – закивал Александр. – И всё же. Политика неразрывно связана с деньгами, а деньги – ресурс ограниченный. Мы, как политологи, должны предложить дело верное, в которое сможет инвестировать человек, стремящий к власти.

– В таком случае, – замешкался Ласточкин, – стоит и вовсе отказаться от выборов и вернуться к недавней модели с участием в выборах восемнадцати процентов населения, в этом случае использовался самый надежный ресурс для получения власти – действующие чиновники. Те, кто желал во власть, вкладывали деньги в тех, кто занимал посты, и таким образом почти со стопроцентной гарантией получали места. Всего-то и надо – заплатить. Вот это и была та самая гарантированная инвестиция. Заплати – и получишь место, любое. Никакого риска.

Ох, зря он это тогда сказал. Ох, зря. В этот момент Александр как-то так быстро глянул на него, прямо в глаза, чего раньше никогда не бывало, и как-то зло ухмыльнулся. Эта улыбочка долго ещё вспоминалась Ласточкину, он понимал, что что-то пошло не так, но не мог понять, чтО именно.

– Вот вы говорите: демократия, Николай, – задумчиво произнёс Александр. – А разве вам не хочется стабильности? К чему все эти право руля, лево руля, не лучше бы просто, со всеми вместе, по течению, а? Разве вы плохо живёте сейчас, скажите честно?

– Хорошо живу, мне всё нравится, – ответил Ласточкин.

– Тогда зачем же всё менять? – рассмеялся Александр. – Где логика?

– Менять необходимо не для того, чтобы стало лучше. Перемены нужны, чтобы не стало хуже, чтобы не было застоя. Ведь будь на то воля, один человек до конца жизни будет сидеть в кресле правителя. Он перестанет различать, где заканчивается страна и начинается он, где его желания, а где нужды государства. Он станет считать свои прихоти необходимостью для целой страны. Вспомните, как говорил Людовик тринадцатый. «Государство – это я!» Но ведь это недопустимо. Недопустимо именно благодаря переменам, возможности этих самых перемен.