Как ни крутись

Ласточкин вырвался из лап внутреннего монолога, заметив, как на него смотрит Майя Фёдоровна, секретарша Ивана Сергеевича.

Женщина глядела искоса, еле сдерживая улыбку. Вероятно, в пылу досады Ласточкин начал говорить вслух или сильно жестикулировал, чем и заставил её улыбнуться.

– Майя Фёдоровна, я рассмешил вас? – резким тоном спросил Ласточкин.

Секретарша кинула на него быстрый взгляд, глаза в глаза, и отвернулась. Но Ласточкин был готов поклясться, что она улыбалась. И, что хуже всего, улыбку эту он уже видел. И он знал где.

«Не может быть!» – пронеслось в голове Ласточкина. – «Не настолько же!»

Николай тряхнул головой, силясь отогнать от себя страшную мысль: ему вдруг показалась, что улыбка у секретарши точно такая же, как у Александра. Но не может же быть так, что и она «Оттуда»?

Выйдя на улицу, Ласточкин сунул нос поглубже в воротник куртки, стараясь не смотреть по сторонам. Однако его не покидало ощущение, будто на него кто-то постоянно смотрит: сбоку, в спину…

Ласточкин нырнул в метро. В душном вагоне электрички его, не спавшего которую ночь подряд, разморило и убаюкало. Сон снился странный: будто бы Ласточкин стоит на коленях где-то посреди Константинополя и умоляет граждан дать ему немного денег, чтобы он смог сесть на ближайший пароход и уехать. Прохожие как-то странно скалятся, крутят фиги и суют ему в нос. Ласточкин жадно ловит эти фиги ртом и целует, умоляя: «Пощади, батюшка, пощади!»

Проснулся Ласточкин в полупустом вагоне с необычайно ясной головой. Вся его тревога улетучилась, вместо неё пришло понимание – нужно расстаться с карьерой учёного, потому что ещё год или два в таком цейтноте под пристальным вниманием «тех, кто сверху», он не выдержит, сломается, сойдёт с ума, в конце концов.

В длинном изогнутом переходе между станциями Николай явно услышал чей-то смешок. Он обернулся. Никого не было видно поблизости. Поспешил пройти вперёд, затем вернулся. Переход был пуст. Ласточкин поёжился. Стало не по себе. Он поспешил прочь из трубы тоннеля. Всё ему казалось, будто кто-то семенит вслед за ним, но обернуться Николай не смел.

В маленькую квартирку Ласточкин буквально влетел. Он так стремительно ворвался, что Марья Ивановна, едва успела отскочить от входной двери. Не разуваясь, ринулся к письменному столу. Выдохнул. Достал белую бумагу для печати и строгим ровным почерком вывел: «Заявление».

Мария Ивановна в бигуди и с поварёшкой в руках застыла в коридоре.

– Я увольняюсь, Маша. Не спрашивай, – сухо сообщил Ласточкин.

Маша заплакала.

– Я беременна, Коля!

***

С увольнением было решено повременить, дождаться декрета жены. В конце концов, несколько месяцев – не несколько лет. Можно продержаться.

Ночью Ласточкину снова не спалось. Он вглядывался в стену, за неимением другого дела, и вдруг ему почудилось, будто бы на стене вырисовался профиль Александра. Лицо его явилось, сотканное из теней, и мерзко хихикнуло.

Николай отвернулся от стены и закрыл глаза. В комнате было тихо. Жена мирно сопела рядом. Ласточкин медленно высунулся из-под одеяла и боязливо обернулся на стену. Нет, там ничего не было. И только Ласточкин подумал, что ему показалось, как тут же, совсем рядом, под правым ухом раздался мерзкий смешок. Ласточкин вскочил. Заходил в темноте по комнате. Разгорячённый снова улегся. Но в этот раз лёг, прямо уставившись в стену, где только что видел гадкий профиль «товарища сверху». Стена была тёмной, обычной, как и другие три. Глаза Ласточкина стали слипаться, он почувствовал, как тело захватывает сладкая истома. Медленно повернулся на другой бок, сладко зевнул… Вдруг он почувствовал, будто чьи-то пальцы забегали по его рёбрам, защекотали пятки. Это никак не могло привидеться, Ласточкин явно ощущал: кто-то его щекочет. Развернулся снова. Глаза уставились… в чьи-то глаза на стене. Явно была видна мерзкая рожа в темноте, которая щерилась, уставившись на Николая. Ласточкин отвернулся. И снова почувствовал, что кто-то его щекочет. Резко сел на кровати и чуть не столкнулся нос к носу с той самой жуткой рожей, которую только что видел в противоположном углу комнаты. От ужаса Ласточкин нырнул с головой под одеяло. Пятки что-то заскребло, но уже не весело и шаловливо, а словно бы острыми когтями. Николай высунул голову и тут же почувствовал чьи-то холодные руки на своей шее. Вся комната была озарена мерзкими гадкими улыбками, невидимые руки сдавливали горло, дыхания не хватало…

– Ма-ша, – просипел Николай и всё исчезло.

В эту ночь он больше не ложился. До утра его била мелкая дрожь. Нет, Ласточкина не пугали призраки. Ласточкин боялся сойти с ума. Только бы не сейчас. Скоро у него будут дети, жизнь его только-только стала налаживаться. Почему именно сейчас?

Заявление он всё-таки подал. Декан сопротивлялся, уговаривал остаться, даже грозил. Но Ласточкин был непреклонен. Жене решил пока не говорить, до тех пор, пока не найдёт другую работу.

***