Как ни крутись

– Очень просто. Теперь и вы, и я – мы с вами повязаны общей кровью. Вы бы могли убежать в соседнее государство, когда всё начнется, просить убежища и через пару лет, чего доброго, наклепать там пару мемуаров на тему «Какая плохая власть в Картонии». Но вы этого не сделаете. Знаете, почему? Потому что у меня на руках документ, подтверждающий ваше самое активное участие в процессе зачистки выборного поля. Вы идеолог, вдохновитель кровавой бойни. У меня – доказательство вашей вины…

Николай подписал. А что было делать? На одной чаше весов – его жизнь, на другой – жизнь каких-то чужих людей, лезущих во власть, просто не с того хода, что его куратор, а с противоположного. В сущности, таких же, как этот Александр и тех, что за столом, жадных, сумасшедших, жаждущих власти, крови, мяса… Одни упыри благодаря теоретическому обоснованию необходимости убийств в предвыборном процессе уничтожат других упырей. И всё. Упырь с возу – народу легче.

В некотором смысле, Ласточкин, и правда, стал думать, что спас многих людей, не только себя. Мог ли он тогда отказаться? Знал ли он, к чему это приведёт? А если б знал, то поступил бы по-другому? Все эти вопросы как никогда громко звучали сейчас в пустом подъезде.

Да, он запустил, благословил, санкционировал массовые убийца, но ведь даже зверь защищает свое жилище, свою семью. Чем он, человек, хуже? Любой противник правящей элиты – прямая угроза не только какой-то эфемерной власти, но и лично его, Ласточкина, благополучию. Разве не сделал Ласточкин того, что именно и должен был сделать?

Новое постановление о введении «жёсткой фазы» предвыборной гонки было принято накануне, за день до начала убийственной недели. За несколько часов инициатива Ласточкина, уже профессора кафедры политологии, прошла все три чтения и была подписана Самим. Растерявшаяся оппозиция, кажется, не поверила, что всё происходит взаправду. Несогласных кандидатов выкосили за пару дней. Обалдевший электорат, подуставший от ежедневных телескандалов на тему политики, тоже не сразу отреагировал, успели проголосовать только свои, самые верные. Если до этих выборов кто-то и пытался критиковать действующую власть, то теперь все попритихли.

Ласточкин купался в роскоши: признание, слава, деньги, запрещенные вещества… Но ему всё ещё не давал покоя мерзкий вопрос: убийца он или поступил, как должно?

Что и говорить, провернули всё ловко. Инакомыслящих зачистили так резко и быстро, что подошёл срок новых выборов, а политические партии, отличные от правящей, не появлялись. Пришло понимание, что часть оппозиции нужно было всё же оставить, чтобы было кого добивать в новые выборы. Силовое распределение своих же однопартийцев в выдуманные объединения не принесло успеха. Кто спешит на тот свет, если на этом недурно кормят? Дураков нет. Ну и ладно, поговаривали некоторые в длинных правительственных коридорах, проголосовали бы по старинке, без выбора, просто: одобряю деятельность партии или не одобряю. Но Главному хотелось плюрализма и разности мнений. Всё это придавало весу в межгосударственных связях. Кто захочет общаться с диктатором? Да и балованные приближённые хотели зрелищ. Кандидатов, по мнению окружения, должно быть много, и все они должны быть готовы умереть. Где их найти? И тут снова вспомнили про Ласточкина.

Именно тогда Николай стал тем человеком, который стоит сейчас здесь, в нескольких метрах от своей квартиры и боится выйти из двери подъезда.

Тогда было всё то же самое, что и раньше: угрозы, уговоры, банные видео, неделя на раздумье. В конце положенного срока Николай принёс правки в Закон о жёсткой фазе предвыборной гонки. Теперь кандидатами могли становиться люди из народа. Для этого достаточно было зарегистрироваться в ближайшем отделении почты. На время кандидатства человеку из народа обещали достойное питание, одежду, огнестрельное оружие и инструктора для быстрого обучения стрельбе по живым мишеням. В случае смерти, семья получала компенсацию, не такую большую, как в предыдущие выборы, но всё же весьма ощутимую. Ради этого Ласточкин, легко икая от суховатой красной икры, переписал преамбулу Закона, добавив в неё заботу о народе, которому теперь даётся шанс на хорошую жизнь при спонсорстве государства. Чуть позже, морщась от щекочущих нос пузырьков шампанского, легко разбавил принципы Закона все той же болью за народ и пониманием его глубинных чувств и чаяний, утвердив право простых людей на хорошую жизнь хотя бы перед смертью. Вышло очень хорошо, Ласточкин, кажется, даже немного всплакнул.

Портило картину только одно: теперь у Ласточкина не осталось сомнений в ответе на вопрос: убийца он или… Он знал, чтО он сочиняет. Он пишет людям возможность умереть за умеренную плату. Три недели Ласточкин пил. В начале четвёртой – на него снизошло. И уже совсем скоро после этого профессор подобострастно вручил Александру пухлую папку с правилами жёсткой фазы.