Как память

— Он винит меня. Он винит нас. То, что мы сделали. То, что он порвал с ней из-за меня. Я… целовалась с ним до того, как он порвал с ней. Может, меня действительно стоит винить. Он может возненавидеть меня и будет прав. — Я уронила голову на руки. — Я просто не понимаю этого. Как кто-то может быть настолько расстроен, чтобы покончить с собой, зная, что оставит после себя пустоту и печаль.

Элай глубоко вдохнул.

— И я не понимаю. Но мы не знаем, что было в её голове. Возможно, она была потеряна и не знала, как попросить о помощи. Кто знает.

Мне недостаточно этого. Возможно, Элай считает, что у неё есть оправдание, но я так не думаю. Она просто покончила с собой и с жизнью ребёнка, словно это ничего не значит. Словно каждый сделанный нами вздох не является даром. Потому что это дар. Я знаю. Я знала это каждый раз, когда встречала рассвет. Жизнь нельзя воспринимать как что-то само собой разумеющееся. Она то, за что нужно быть благодарным. От неё нельзя просто отказаться и выбросить за ненадобностью. Жизнь особенна. Неважно насколько она трудная, она всегда может стать лучше. Ты обязан в это верить.

— Я знаю, что ты боролась за жизнь, Блисс. Ты видишь жизнь как драгоценный дар. Я также знаю, что ты сидишь здесь и пытаешь переварить это в своей голове. Но у людей бывают проблемы. Их разум предаёт их. Они нуждаются в помощи, возможно, даже в медикаментозной. Ты не знаешь, какими были её мысли, когда она решилась на это.

Сейчас мне нужно, чтобы он просто замолчал. Я не хочу это слышать. Я не верю в это. Рана, которую оставил её эгоистичный поступок, никогда не затянется и не перестанет болеть.

НЕЙТ ФИНЛИ

Я слышал их голоса внизу. Они все здесь. Обе мои сестры. Мой дядя Грант, тётя Харлоу и Лила Кейт. Тётя Нан, дядя Коуп, Финн, и я даже мог разобрать громкий голос Каллы. Кажется, сегодня они позволили ей пропустить школу. Они все здесь ради меня. Это моя семья. Так поступаем мы. Находимся рядом с друг другом.

Хоть я и ожидал подобного, но не хотел. Папа, который появился прошлой ночью и привёз меня домой, был тем, в ком я нуждался. Тот факт, что я был эмоционально сломлен, чтобы вести машину, никак на это не влиял. Просто когда он и дядя Грант вышли из машины, я знал, что хочу, чтобы они были рядом.

А большая компания внизу не то, что я хочу. Мне нужно, чтобы меня оставили одного. Они не могут помочь мне. Они не знают всего. Никто не знает, что конкретно произошло. Они винили во всём Октавию и её лекарства. Она была в депрессии. Чего я не сказал никому, это то, что, возможно, это я обернул ту верёвку вокруг её шеи.

Теперь я знаю, что она хотела рассказать мне о ребёнке. Своим ответом я дал ей понять, что мне всё равно. Всё потому что я был влюблён в Блисс Йорк. Любовь не должна приводить к таким последствиям. Она должна делать тебя счастливым и приводить ко всему тому дерьму, которое сейчас происходит внизу. Пока я рос, я наблюдал за женатыми людьми и задавался вопросом, неужели любовь настолько прекрасна. Или же она требует тяжёлой работы.

Когда я наконец-то посчитал, что, возможно, они были правы, я попал в кошмар. К чёрту эту любовь. Я хочу лёгкости. Я выбрал что-то большее, и оно испортило всё остальное. Ранило так много людей. Оно забрало моего сына. Моего сына. У меня был сын.

Но его не стало. Как и его матери. Так быстро. Так напрасно.

Моя дверь открылась, и мама зашла в комнату, закрыв её за собой. Извиняющееся выражение её лица сказало мне, что она знает, что я не хочу, чтобы они были здесь.

— Они беспокоятся о тебе, — просто сказала она.

Я понимаю. Но по-прежнему хочу уединения.

— Ты можешь пойти и поесть с нами, или я могу принести завтрак в твою комнату. Но ты должен поесть.

Прошлой ночью она была у машины ещё до того, как я успел выйти из неё. Как и папа, она обняла меня. Её лицо было влажным от слёз, а глаза покрасневшими и опухшими. Она ничего не сказала, кроме того, что любит меня.

Больше было нечего сказать. Она понимает меня лучше кого-либо. Даже папы. Как сейчас. Она тихо пришла проведать меня. Зная, что я не захочу спуститься вниз и встретиться со всеми остальными.

— Я спущусь вниз поесть. Если не спущусь, они все начнут подниматься сюда. — Я не хочу, но с Блэр Финли отказаться от еды не получится. Она упрямая.

— Я хотела бы провести для него поминальную службу, только для членов семьи, — она так тихо произнесла эти слова, что я почти не расслышал её. «Для него». Моего сына. Того, кому не был дан шанс. Боль с такой силой прошла через меня, что я вздрогнул. Но она права. Мы должны. Он заслуживает, чтобы его помнили. Признали его существование.

— Хорошо, — ответил я.

Она кивнула, и слёзы наполнили её глаза. Она подошла ближе, чтобы снова обнять меня.

— Он был бы прекрасен. Прямо как ты. — Сейчас я не хочу об этом думать. Возможно, когда-нибудь я буду в состоянии думать о том, как бы он выглядел. Каким бы он был. Но не сейчас. Я не готов. Но я позволю своей маме скорбеть так, как она хочет. Она отпустила меня и поцеловала в щеку. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.