Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

На примере челябинских «Самоцветов» читатель имел возможность увидеть, что руководитель самодеятельного танцевального коллектива мог добиться успеха, не будучи профессиональным балетмейстером, — благодаря режиссерскому и актерскому мастерству (Н. Н. Карташова) или природной балетмейстерской фантазии и железной дисциплине (В. И. Бондарева). Границы их свободы творчества корректировались самоцензурой: нужно было владеть «правильным» языком: языком советских коммунистов — в текстах (включая либретто), языком социалистического реализма (читай: драмбалета) — на сцене. Нужно было уметь заинтересовать участников во имя соблюдения массовости — захватывающими рассказами в промежутках между репетиционными занятиями и/или привлекательным для них репертуаром, добрым отношением в сочетании с требовательностью.

Об обширности пространства свободы руководителя самодеятельного коллектива свидетельствует то, что наиболее острые конфликты разворачивались не по вертикали — с начальством или участниками, а по горизонтали — между коллегами. Конкуренция, распределение власти, нарушение авторских прав были главными болевыми точками конфликтов.

Выход из них был своего рода учебным процессом. Его участники присматривались друг к другу — реже по вертикали (как в случае столкновения В. И. Бондаревой с сопровождавшими группу во время американских гастролей), чаще по горизонтали (конфликты между Н. Н. Карташовой и В. И. Бондаревой, между В. И. Бондаревой и С. В. Гришечкиной) — и в ходе коммуникации приспосабливались к ситуации. Работа над ошибками давалась особенно трудно, а конфликт разрешался лишь после физического выбывания конкурента, если им оказывался человек из круга самых близких и, казалось, надежных коллег.

Рядовые участники самодеятельности, случалось, оказывались втянутыми в конфликты в исключительных ситуациях — как правило, связанных со сменой руководителя. Об этих моментах они не помнят — или вспоминают неохотно. В их памяти годы участия в танцевальной самодеятельности фигурируют как счастливые годы под присмотром заботливой «второй мамы» в теплом и уютном «втором доме». И неудивительно. Яркая сценическая жизнь, сказочно красивые костюмы и декорации, удивительные поездки, в которые их направляли как полномочных «народных дипломатов» и достойных представителей страны, а по возвращении встречали цветами и вспышками фотокамер, — все это действовало завораживающе и на неблагополучного в недавнем прошлом дворового подростка, и на рабочего, и на конструктора. Для всех для них, привыкших к серому, унылому антуражу советского промышленного города, выступление на сцене было выпадением из будней, то есть праздником. В те годы и в том месте — в самодеятельном ансамбле танца ДК ЧТЗ — они обросли друзьями и завели семьи. Они проводили в коллективе много времени, и если бы было возможно — проводили бы еще больше.

Все говорит о том, что «счастливое время», о котором охотно вспоминают бывшие участники «Самоцветов», не является продуктом, задним числом созданным работой памяти, чтобы придать смысл прошлому. Современные исследования медиков, психологов и антропологов превозносят танец как занятие, укрепляющее здоровье, продлевающее жизнь, повышающее настроение, снимающее стрессы, излечивающее от застарелых психологических травм, развивающее интеллект, вырабатывающее навыки коллективизма, сопереживания и дисциплины — словом, улучающее качество жизни. Танец интерпретируется как продуктивное занятие, полностью захватывающее человека и являющееся вызовом для всех его интеллектуальных, эмоциональных и физических ресурсов, а потому более продуктивное, чем какой-либо из видов спорта:

Может ли танец дать больше, чем любой из видов спорта? В категориях ритмики и музыки, эстетики и мелкой моторики его преимущества очевидны. Кроме того, он обостряет способность к концентрации и координации и соединяет многие составляющие: здесь встречаются друг с другом музыка, движение и подражание, танцор проникает в группу и становится частью целого. Задействованы все органы чувств, просчитаны пространство и время, движения организованы и соотнесены с внешними параметрами. Танец захватывает человека полностью и усиливает связи между «головой, сердцем и рукой», которые Иоганн Генрих Песталоцци 200 лет назад пропагандировал в качестве педагогической триады[1050].