Любительская хореография оказалась сложно структурированной. Как и в СССР, народные танцы были потеснены современными бытовыми и бальными, а затем спортивными танцами. Даже в рамках увлечения народной хореографией намечались различные течения. В ФРГ, в которой в начале 1990-х годов 800 зарегистрированных танцевальных школ посещало 12 миллионов человек — число, превышавшее количество футбольных фанатов, в 1950 — 1990-е годы специалисты регистрировали такие виды поддержки немецкого народного танца, как давно сошедшая на нет педагогическая (танец как инструмент воспитания), политическая (поддержание идентичности немцев, изгнанных из Восточной Европы), народно-краеведческая (практикуемая обществами по сохранению народных костюмов и обычаев), празднично-сценическая (Северная Германия, Бавария, новые федеральные земли). Кроме немецких, в Германии бытуют английские и американские, французские, южноевропейские, израильские народные танцы[1046]
. Если еще прибавить социальные проекты, рассматривающие танец как средство укрепления здоровья, решения психологических проблем и улучшения качества жизни детей и пожилых людей, то становится очевидным, что любительская хореография в мире пошла путем, значительно отличающимся от советско-российского.В отличие от советского проекта художественной самодеятельности западная в большей степени ориентируется не на достижение профессионального уровня, а на коммуникацию и удовольствие — мотив, который регистрировался как заметно возросший и советскими экспертами в последние годы существования СССР. Организация танцевального любительства соответствует этому мотиву. Занятия один-два раза в неделю не изматывают участников. Нацеленность любительства на получение удовольствия неизбежна, поскольку любители должны ориентироваться на рыночные отношения и отсутствие государственной поддержки. В свою очередь, самодеятельная хореография на Западе ограничена необходимостью «отрабатывать» государственные средства и поддерживать его идеологически.
Советский проект танцевальной самодеятельности не был уникален. Необычными были его зависимость от государства и автономность от рынка, ориентация на успех и муштра до физического изнеможения, присущая профессиональным классическим и спортивным танцовщикам, а также идеологические и эстетические обязательства. Однако проект и его реализация — две разные реальности. Подведем черту под третьей частью постановки заглавного вопроса.
И что же из этого вышло?
Мы готовимся к выступлению, и вдруг нам говорят, что на концерте будет присутствовать Сталин. Как все отреагировали? Конечно, испугались. А я решила — если есть возможность увидеть Сталина, надо его рассмотреть хорошенько. Мы выходим на огромную сцену, нас всего восемь человек — четыре пары, мы танцевали кадриль. Сталин сидит один в ложе над сценой, то есть совсем близко. И я с партнером, когда нужно было по танцу обойти круг и вернуться к центру, веду его не по тому пространству, которое нам отмерили, а захватываю больше и иду прямо на ложу. И не на партнера смотрю, как нужно, а на Сталина. Покосилась немного на Гришу — у него глаза испуганные, рот открыт. Я его встряхнула, тихонечко так говорю: «Гриша, ну-ка очнись! Улыбочку!» А у него ноги ватные, он перепугался. А нужно еще по музыке, по движениям уложиться, чтобы все правильно было. Но мы все сделали красиво, повернули в нужный момент. И я еще вовсю на Сталина посмотрела[1047]
.