Все это указывает на то, что никакого отношения к так называемому «транзиту власти» предложенная Путиным конституционная реформа, скорее всего, не имеет, он просто в спешном порядке завершает юридическое оформление созданной им за двадцать лет правления политической системы.
Из этого следует также, что вопрос о формах этого самого «транзита власти» остается открытым – попросту говоря, пока возможно все, никаких выводов на основании озвученных Путиным предложений по изменению Конституции сделать нельзя. Более того, предложенная конфигурация власти указывает на то, что самой вероятной формой «транзита» является отсутствие транзита – Путин останется президентом, правда, пока не совсем ясно чего. Похоже, я могу все-таки проиграть мой дружеский спор с Ходорковским*, который, в отличие от меня, не очень верящего в политический потенциал «белорусского проекта», полагает, что попытки навязать Беларуси «союзное государство» будут усиливаться.
Собственно, совокупность философско-мировоззренческих взглядов и неразрывно связанных с ними политико-правовых принципов и ценностей принято аллегорически называть «духом Конституции», в определенных ситуациях противопоставляемым ее «буквенной оболочке». Это, перефразируя известного идеолога путинской государственности, и есть настоящая «глубинная Конституция».
Но как «святой дух» незримо присутствует на каждой из страниц Евангелия, так и «дух Конституции» не витает голой абстракцией в небесах, а оставляет свой отпечаток в конкретных статьях Конституции – и внимательный и натренированный взгляд его легко обнаружит. То, что делал Путин, представляя очередное послание Федеральному собранию, было не чем иным, как сеансом изгнанием этого самого «духа» из Конституции РФ.
Конституция России 1993 года, несмотря на трагические обстоятельства своего появления на свет, отмеченные президентом, возникла не на пустом месте, а была философским и политическим манифестом победившей коммунизм новой политической силы и новой идеологии, и, хотя многим об этом сегодня крайне неприятно вспоминать, этой политической силой и идеологией был либерализм. Соответственно, действующая российская Конституция по своей философско-мировоззренческой направленности была и остается либеральной. И пока этого никто не отменял.
Непоследовательные и в чем-то наивные отцы-основатели посткоммунистической российской Конституции сумели вбить в фундамент две несущие сваи: постулат о безусловном приоритете прав и свобод отдельного человека над интересами коллектива, общества, государства (в этом постулате нашло выражение в концентрированной форме отрицание прошлого тоталитарного опыта) и постулат об интеграции России в мировое (де-факто – западное, европейское) политико-правовое пространство. И тот и другой постулаты нашли прямое и непосредственное воплощение в различных статьях первой и второй глав Конституции.
Именно на эти два постулата и обрушился Путин в своем послании, уделив этому вопросу больше внимания, чем всем своим другим конкретным предложениям. Во-первых, он с легкостью фокусника подменил главный объект конституционно-правовой защиты, аккуратно сдвинув права и свободы человека на одну позицию вниз и водрузив на освободившееся место «суверенитет народа». Во-вторых, с той же виртуозностью он подменил закрепленную в Конституции самоидентификацию России как части мировой (по сути – западной) политико-правовой системы на самоидентификацию России как осажденной крепости, ведущей с миром непрерывную и тотальную войну на фронтах. В этой интерпретации Россия является антагонистом западного культурного и политического наследия. И это не только слова, но и действия: национализация чиновничества, ограничения на участие в политической жизни для тех, кто связан с чуждым и враждебным внешним миром, – это лишь малая часть этой новой конституционной философии.
Президент, как и любой гражданин России, имеет право на свой взгляд, и я глубоко убежден в том, что высказанная им точка зрения найдет много реальных сторонников в современном российском обществе.