Третью фазу можно вполне справедливо назвать «крымнашенской». Стабильность всего этого периода, длившегося вплоть до событий середины лета 2019 года в Москве (где тогда вспыхнули протесты в связи с недопуском независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму), базировалась на «посткрымском консенсусе», в основании которого лежал русский вариант «версальского синдрома». Однако к концу этого периода указанный консенсус стал размываться, что в значительной мере и спровоцировало начало нового фазового перехода.
Для четвертой фазы режима будет характерен переход от точечных репрессий к массовым, демонстративный отказ от права как инструмента социального регулирования и прямое отрицание демократии как ценности. Это период максимальной попытки самоизолироваться от любых внешних воздействий на систему, которые рассматриваются как исключительно деструктивные. Запад в этой связи превращается в стратегического противника, с которым режим вступает в тотальную конфронтацию, повторяющую рельеф холодной войны. В экономике будет наблюдаться попытка совместить советское плановое хозяйство с мафиозным авантюрным капитализмом.
Вопреки ожиданиям какой-то быстрой и ужасной развязки, режим Путина в своей четвертой фазе может быть значительное время достаточно стабильным. Какое ни есть, но это все же плато, за которое он может зацепиться. В предыдущих фазах он был стабилен в течение пяти-шести лет, и я не вижу причин, почему сейчас это должно быть иначе. Конечно, исторические случайности всегда имеют место, и какой-нибудь «политический Чернобыль» может существенно сократить этот срок. Скажем, трагическая цепочка событий «несостоявшаяся революция в Беларуси – неудавшееся отравление Навального – непредотвращенное его возвращение в Россию и арест» уже сократила обычное время фазового перехода почти вдвое с 2,5–3 лет до полутора.
Проблема в том, что это, по всей видимости, будет последний фазовый переход от высшей фазы развития режима к его терминальной фазе – агонии и распада. То, что мы наблюдаем сейчас, является на самом деле самым органическим для режима состоянием, в котором он полностью и бескомпромиссно раскрывает свою насильственную сущность. На всех предыдущих ступенях эволюции режим добивался перехода к новому плато стабильности, дозированно сбрасывая «демократический балласт» из корзинки. Но сейчас этот ресурс использован весь без остатка – больше сбрасывать нечего. Остается лишь надувать шар горячим воздухом, пока он не лопнет и не разнесет корзинку.
На следующей, терминальной фазе, переход к которой практически неизбежен, резко возрастает опасность военных авантюр, с помощью которых режим попробует компенсировать «падение высоты». Самым вероятным сценарием представляется военная реакция на возобновление революционного процесса в Беларуси. Но могут быть также новые попытки присоединить восточную Украину к России или устроить «восточную Украину» в Казахстане. В конце концов всегда есть Африка и Ближний Восток. Последствия какой-то из этих авантюр (а к ним неизбежно будет толкать логика выживания) будут иметь эффект прямо противоположный «крымскому» и станут прологом конца режима. Нынешняя фаза – еще не вечер для режима, но он уже очень близок.
Цивилизация в свободном полете. Как Россия сорвалась с исторической цепи?