Из-под ветшающего фасада стала выглядывать старая кладка: то вспыхнет вражда между литературными кружками, стоящими за журналами «Новый мир» и «Октябрь», в которой угадывается вечный спор западников и славянофилов; то явно обозначат себя консервативное и либеральное крыло в партийной цитадели; то пойдут по стране гулять подметные черносотенные письма с плачем о русском народе.
Не была исключением и диссидентская среда. Очень скоро в ней сформировались те же два полюса: ориентированный на Европу и либеральные ценности и антизападный, религиозно-консервативный. Это разделение было персонализировано фигурами Сахарова и Солженицына. Антисоветизм и антикоммунизм Солженицына долгое время заслонял природу его идеологических воззрений как нечто менее существенное по сравнению с его борьбой с режимом. А зря. К ним имеет смысл внимательно присмотреться. Вот небольшой отрывок из его последней крупной работы 1990-х годов: «Не могу отнестись без пронзающей горечи к искусственному разрубу славянства восточного… От самых первых шагов создания украинского государства там раздувалась – для укрепления политических рядов – мнимая военная угроза от России… „Угроза войны“ так жаждалась ими (для укрепления слишком еще разбродного „украинского сознания“), что достаточно было России заявить лишь о намерении продавать нефть не по дешевке, а по мировым ценам – с Украины грозно откликались: „Это – война!!!“ <…> По мере того как украинские националисты разворачивали свою идеологию, в ней брали верх самые дикие крайности трактовок и призывов. Мы узнали, что украинская нация – это „сверхнация“, она настолько уходит в тысячелетние глубины веков, что украинцем был не только Владимир Святой, но даже, по видимости, и Гомер – и в подобном духе комично переделываются школьные учебники на Украине, ибо украинский национализм, при столь явном меньшинстве этих националистов, напорно возводится в идеологию всей Украины»[110]
.Подбирая цитату из Солженицына, мне труднее всего было понять, где поставить точку. По-хорошему, надо было бы скопировать сюда текст всей брошюры целиком, но в этом нет никакой необходимости: ее конспект все только что прослушали в изложении Путина 22 февраля 2022 года. Я далек от мысли обвинять президента в плагиате, но новое в том, что говорит сегодня Путин, лишь то, что это говорит Путин. Все эти идеи являются продуктами разложения коммунистической идеологии, которые до этого десятилетиями прели сначала в советском застойном подполье, а потом валялись бесхозными на заднем дворе «лихих девяностых».
Перестройка была бенефисом «новопредставленных» русских западников. Все остальные идейные течения сначала были отодвинуты на второй план, а после 1993 года и вовсе загнаны в подполье. Там они деградировали и дробились на секты: гумилевские, сталинистские, радикально-православные и пр. У них были свои пророки вроде Кургиняна, Дугина или Проханова (всех не счесть), к которым относились как к юродивым. Оказавшись под давлением, эти духовные течения стали активно смешиваться, образуя причудливые и невероятные с точки зрения здравого смысла сочетания вроде православных сталинистов или левых евразийцев. Они могли бы так прозябать десятилетиями, но в начале XXI века на всю эту макулатуру нашелся оптовый покупатель в лице новой власти.
Дело в том, что параллельно в политической сфере шел другой процесс. Небольшая, но крепко сколоченная группа «питерцев» в силу лишь отчасти случайных обстоятельств крепко оседлала власть в России и остро нуждалась в идеологическом обосновании своих политических амбиций. Сама она, обладая всеми признаками довольно узкой политической секты, естественным образом тяготела к определенному сектантскому мировоззрению, поэтому уже на первых порах между «православным подпольем» и «питерскими» возникло взаимное притяжение. Плодом этой любви стал оксюморон эпохи Путина «православные чекисты» и их манифест – изданный в 2005–2010 годах анонимный многотомный «Проект Россия».
Однако до 2012 года этот «союз меча и орала» оставался непубличным. Контакты носили кулуарный характер, а внебрачные идеи, рождавшиеся из этих контактов, в Кремле старались по возможности не рекламировать. И лишь после несостоявшейся революции 2011–2013 годов стеснительность была отброшена. Русская власть, с начала 1990-х искавшая массовую идеологию, вдруг поняла, что все это время ходила ногами по золотому песку. Ничего создавать не надо, все есть в практически готовом виде, и Кремль бережно собрал втоптанных в грязь «русских евразийцев», отмыл, причесал и вывел в князи.
Эффект превзошел все самые смелые ожидания. Имея на самом деле глубокие корни в русской духовной культуре (не менее глубокие, чем западничество), православно-славянофильская мантра мощно «зашла» истерзанному десятилетиями неустроенности, развращенному насилием и так и не оправившемуся от шока, произведенного мгновенным коллапсом империи, народу. Русское евразийство в его самой декадентской, доведенной до абсурда версии шагнуло прямо из подполья в «Лужники».