Как перевоспитать герцога

– Непристойно? – перебил ее герцог, и в голосе его она уловила какую-то странную нотку. – Послушайте, я многим готов пожертвовать ради пристойности, но только не надо мне говорить, что я не могу прилюдно поесть в компании гувернантки моей дочери. – После довольно продолжительного молчания, которое Лили не решилась нарушить, герцог заговорил вновь, на этот раз почти без эмоций: – Прошу прощения за раздраженный тон. Вы его не заслуживаете.

– Не мне вас судить, ваша светлость. – Она смотрела в окно, словно то, что находилось снаружи вызывало у нее больший интерес, чем тот, кто сидел напротив, тогда как дело обстояло с точностью до наоборот.

– Вы акцентируете свое подчиненное положение, – со вздохом констатировал Маркус. – Зачем? Какой в этом смысл? Неужели мы не можем прийти к согласию хотя бы по одному пункту? Надеюсь, мы оба хотим, чтобы Роуз была окружена максимальной заботой и вниманием?

– Разумеется, ваша светлость, – сдержанно согласилась Лили.

– И перестаньте же постоянно называть меня «ваша светлость»! Это ужасно раздражает.

– Тогда как мне вас называть? – спросила она. – Имя Мистер Сопелкин уже занято, и я не думаю, что вы хотели бы, чтобы я называла вас Апельсином.

Он засмеялся в ответ, и его смех отозвался приятными вибрациями где-то в глубине ее тела. Его неоднозначное отношение к субординации и опасно либеральные взгляды должны были насторожить Лили. С ним так легко забыть о разделявшей их пропасти! Один неверный шаг – и она улетит в бездну. Вот уж действительно Коварный герцог, герцог Сердцеед, который совсем не похож на герцога. Не похож, если закрыть глаза на его положение в обществе, его деньги, его могущество и, конечно, количество комнат в его доме. Так сколько же комнат в его доме? Стоит ли спросить его об этом или лучше самой пересчитать?

– Просто называйте меня «ваша светлость» через раз, – весело предложил непохожий на герцога герцог. – Я знаю, что вам известно, какой у меня титул, и, смею надеяться, я не настолько глуп, чтобы не осознавать, что вы говорите со мной, а не с кем-то еще. Таким образом, полагаю, мы можем обойтись без излишних пристойностей.

Его предложение вызвало в ней самый живой отклик. Вернее сказать, самый жаркий отклик. И этот жар возник в совершенно конкретном месте – внизу живота. Отказ от пристойностей – это так… опасно.

– Да, ваша… То есть да, хорошо.

– Превосходно. Я рад, что этот вопрос решен. – И вновь пауза, на этот раз непродолжительная. – Хотя, если вы желаете обращаться ко мне «Апельсин», меня это вполне устроит. – Сейчас он определенно ее дразнил. И самое ужасное заключалось в том, что ей хотелось отплатить ему той же монетой.

Но она не могла дразнить человека, у которого служила, не рискуя тем, чем не имела права рисковать: своим сердцем, своей должностью и – о да! – своим будущим.

Пожалуй, он еще никогда не получал такого удовольствия. Если не брать в расчет запретных удовольствий. А возможно, и с их учетом. У него не было ровным счетом никаких претензий к ее моральным качествам: о такой приличной гувернантке можно было только мечтать. Возможно, именно это его и подзадоривало.

Он не мог позволить себе зайти слишком далеко, но то, что он мог себе позволить (и позволял), было восхитительно. Совершенно неожиданная побочная выгода от признания своего отцовства. С появлением в его доме незаконнорожденной дочери возникла необходимость стать приличным человеком, что подразумевало в том числе потребность нанять гувернантку для девочки. Ту, которую он сейчас с таким упоением дразнил.

Карета остановилась у салона одежды, и та самая гувернантка буквально выпорхнула наружу, и напряженно приподнятые плечи ее красноречиво указывали на то, что она недовольна им лично и ситуацией в целом.

Маркусу так хотелось рассмеяться!

Лакей открыл дверь в салон, и они вошли. При виде мисс Лили, которая вошла первой, хозяйка салона неодобрительно поджала губы, но, заметив вошедшего следом Маркуса, расплылась в угодливой улыбке.

– Чем могу быть вам полезной, милорд? – любезно спросила хозяйка – женщина средних лет, все еще довольно привлекательная, нарядно и модно одетая, в отличие от мисс Лили.

– Нам нужна одежда для этой леди, – сказал Маркус, указав на Лили.

И с каких это пор он стал про себя называть ее Лили? Это случилось где-то между размышлением о том, во что мисс Лили одета, и указывающим на нее жестом. То есть только что.

Лицо хозяйки салона превратилось в кривую маску с презрительно поджатыми губами.

– Я не уверена, милорд, что мое заведение подходит для ваших целей.

– Я гувернантка герцога Резерфорда, и он требует от меня одеваться соответственно своему статусу. – Лили говорила негромко и вежливо, что входило в острое противоречие с тем, как ему самому хотелось обратиться к лавочнице.

И вновь с лицом лавочницы произошла разительная перемена. Взгляд прояснился, на губах появилась приветливая улыбка.