– Что вы мне скажете, мисс Лили? – Герцог с самодовольной ухмылкой протянул ей листок. Лили не стала тянуться через стол, она обошла его и взяла из рук герцога рисунок.
Изображение, что она увидела, еще меньше напоминало кота, чем нарисованное Роуз животное. Кот Роуз имел по крайней мере определенные очертания. А сейчас Лили смотрела на облако с усами.
– Интересно.
Герцог откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– У меня сложилось впечатление, мисс Лили, что вы не сильно впечатлены моими художественными талантами.
Она пыталась сдержать улыбку, но ей это не удалось. Тон его был абсолютно серьезным, но глаза смеялись и лучились теплом. Поддразнивая ее, он приглашал ее посостязаться в остроумии – поиграть, одним словом.
Она не могла упустить такую редкую возможность. Играть ей нравилось почти так же сильно, как целоваться, но, разумеется, целоваться – куда опаснее, чем играть.
– Ваша светлость, я полагаю, вашему коту не помешал бы мех. И хвост. И лапы.
Роуз подошла поближе, чтобы взглянуть на обсуждаемый рисунок.
– Мой кот лучше, – просияв, констатировала она вполне очевидную истину.
Маркус и Лили одновременно кивнули в знак согласия.
Маркус забрал из рук Лили свое произведение и положил на стол.
– Было весело, даже если мой рисунок бездарный.
– Не бездарный, – поправила его Лили, – а беспредметный.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, и Лили вдруг сделалось жарко – не от того, что жаром полыхал камин, а оттого, что жаром полыхал его взгляд.
– Ночью я думал о том, что я… – начал герцог.
«Только не при Роуз», – хотелось крикнуть девушке, но она лишь стиснула зубы и уставилась на герцога, меча глазами злые искры.
Он поперхнулся негромким смешком, давая ей понять, что знает, о чем она подумала.
– Что я должен заняться саморазвитием. Хотелось бы подыскать себе какое-нибудь полезное увлечение.
– Вот как. – «Ну что, повисли твои паруса, мечтательница?» – ехидно спросила у себя самой Лили.
– Может, мне следует нанять учителя рисования? Или учителя музыки, который давал бы мне уроки игры на фортепьяно? Вы играете на фортепьяно, мисс Лили?
При мысли о том, что ей придется касаться его рук, обучая правильной постановке кистей и пальцев, к ее голове прихлынула кровь. Лили знала, что краска залила шею, что щеки у нее стали пунцовыми.
– Я сейчас нарисую лошадь, – объявила Роуз и взяла чистый лист.
– Очень хорошо, дорогая, – сказала Лили, потрепав девочку по голове, после чего обратилась к герцогу: – Я играю на фортепьяно, ваша светлость, но мне сдается, что вы могли бы распорядиться своим временем с большей пользой.
Она слишком поздно поняла, что именно сейчас сказала.
Герцог многозначительно молчал, и бровь его начала медленно подниматься, одновременно с уголками губ, пока те не сложились в самодовольную и не лишенную двусмысленности усмешку.
– У вас, должно быть, есть имение, и не одно, – попыталась вывернуться Лили. – Не сомневаюсь, что на вас работают самые лучшие управляющие, но ведь есть вопросы, которые можете решить только вы, не так ли? И если я правильно помню, вы хотели внести поправку в законодательство о труде. Разве все это не требует времени и сил? Вы могли бы заняться чем-то по-настоящему полезным. – «Вместо того чтобы кружить мне голову поцелуями!» – добавила Лили про себя. – И результат вашего плодотворного труда порадовал бы вас не меньше, чем плод вашего творчества, – проговорила она, взяв со стола его рисунок.
Герцог улыбнулся, оценив каламбур.
– Возможно, вы правы, мисс Лили, – сказал он уже без улыбки, с серьезным видом. – Я не уделял достаточно внимания… то есть я совсем не уделял внимания своему статусу. Но, возможно, мне следует попытаться вникнуть в то, что происходит на, так сказать, вверенной мне территории. Вы ведь это имели в виду?
Не может быть, чтобы он ёрничал. Ни во взгляде его, таком подкупающе искреннем и серьезном, ни в голосе она не обнаружила фальши. Разве что некоторое удивление. Он не ожидал, что кто-то осмелится его критиковать? Или не ожидал, что в него верят? Верят в то, что он способен на большее? Лили вновь подумала о его, скорее всего, безрадостном детстве, и сердце ее защемило от жалости. Да бог с ним, с его одиноким детством. Сейчас-то у него друзья есть? Выходит, что нет, если никому до сих пор не пришло в голову, что, кроме титула, выдающихся внешних данных и умения в любой стадии опьянения разливать бренди так, чтобы не пролить ни капли мимо, у него есть и другие достоинства. Например, своеобразное чувство юмора. И, что еще важнее, у него есть такие редкие достоинства, как порядочность и такт, проявившие себя в его трепетном отношении к дочери. Душой он, возможно, так же красив, как и телом. А может, и больше.
Она лишь озвучила то, о чем он сам думал несколько дней назад. Думал, но слабо верил в возможность эти мысли реализовать. Однако то же самое, но сказанное ею, казалось вполне осуществимым. Возможно, потому что в ней он увидел друга, с которым хочется делиться планами, которому хочется рассказывать о своих удачах и неудачах. Друга, чьим мнением он дорожит.