Да, эта девушка полна сюрпризов. Приятных сюрпризов. Маркус не мог не признать, что недооценил ее при первой встрече. Она была остроумна, хороша собой и имела безупречную родословную. И еще она была невестой на выданье. Идеальное сочетание качеств. Отчего же Маркус не испытывал воодушевления?
Разговор зашел о вчерашнем званом вечере. Обсуждалось качество игры музыкантов, а также поведение некоего молодого человека, который позволил себе выпить лишнего. Также разговор коснулся вчерашнего меню. Вкус подаваемых десертов был единодушно признан изысканным, и даже прозвучало мнение, что десерты были «слишком вкусны», из-за чего каждая из присутствующих дам по собственному признанию съела сладкого несколько больше, чем следовало.
– Ваша светлость? – Леди Люсинда успела поменяться местами со своей крестной, что сидела рядом с Маркусом, когда ему принесли кофе. Когда же произошла эта подмена? Похоже, ему не хватает не только знания этикета, но и элементарной наблюдательности.
– Я, – словно солдат на перекличке, отрапортовал Маркус, слишком поздно сообразив, что солдатский юмор здесь не слишком уместен.
– Прошу нас простить за то, что задаем вам так много вопросов, – словно и не заметив его промашки, продолжала леди Люсинда, – но мы о вас почти ничего не знаем, а любопытство – наша общая женская черта. Которая особенно заметна, – она сделала выразительную паузу и закатила глаза, – у моей матери.
– Может, нам следует запастись бумагой и карандашом, чтобы запротоколировать наш разговор? – выразительно покосившись на графиню, предложил Маркус, в подражание Люсинде понизив голос до шепота. Графиня и в самом деле не спускала с них глаз, с трудом сдерживая ликование.
Теперь Маркус точно знал, что чувствуют звери в зоопарке. Может, стоило бы оптимизировать процесс: усесться в клетку, и пусть каждый желающий из числа великосветских господ по очереди подходит к сидящему за решеткой герцогу Резерфорду, чтобы лучше его рассмотреть, а то и проверить его реакции, тыкая его палкой в живот.
Маркус знал, что он «редкая птица» – леди Люсинда не открыла для него Америку. И отчасти именно осознание обособленности своего положения удерживало Маркуса от общения с животными, формально относящимися к одному с ним виду – лондонской аристократии. Ему претило такого рода внимание, тем более что с самого рождения и вплоть до недавнего времени Маркус обходился вообще без какого-либо внимания к своей персоне.
Что стоило его брату удержаться на той лошади? Тогда на месте Маркуса сейчас был бы он – его старший брат, которому все происходящее, скорее всего, очень бы нравилось, с учетом полного несходства их с братом характеров и предпочтений.
Голос леди Люсинды отвлек Маркуса от грустных раздумий.
– Печенье? – предложила она с мягкой улыбкой, протянув ему блюдо.
Да, леди Люсинде нельзя отказать в привлекательности.
– Спасибо, – поблагодарил Маркус, выбрав самое на его вкус аппетитное. Хорошо все-таки, что в доме у графа Деймонда нашлось для него печенье, потому что все печенье, что было на столе во время «учебного чаепития», съела Роуз.
Стоило Маркусу подумать о дочери, как на душе у него просветлело.
Ему всегда нравилось гулять в одиночестве, но когда Роуз была рядом и держала его за руку, умеренно приятное времяпрепровождение превращалось в радостное событие. Да, Роуз стала главной радостью его жизни.
– Я слышала, что в вашем доме прибавилось жильцов. Это правда, ваша светлость? – Голос принадлежал крестной Люсинды, и голос этот был неприятно резким, настолько резким, что перекрыл собой мерный гул голосов переговаривающихся друг с другом девиц.
Маловероятно, чтобы леди Таунсенд имела в виду увеличение штата прислуги.
– Да, правда. Со мной живет мисс Роуз. Моя… воспитанница. Дочь покойной двоюродной сестры. – С каждым разом лгать становилось все проще.
– Она ведь живет с вами не больше недели, так? А вы уже наняли ей гувернантку? – В голосе леди Таунсенд Маркус не услышал одобрения. Как, впрочем, и осуждения. Тем не менее он насторожился.
– Да, все верно. Я хотел бы, чтобы девочка получила надлежащее воспитание. – Печенье, которое он надкусил, было, наверное, вкусным, но Маркусу казалось, что он жует золу.
– В наше время так редко встретишь людей, живущих по Божьим заповедям, – сказала леди Таунсенд с такой интонацией, словно то, что Маркус делал для Роуз, не укладывалось в рамки нормы и характеризовало его либо как юродивого, либо как фанатика – кому как нравится.
«Я совершил немыслимое – немыслимое зло, – когда вычеркнул ее из своей жизни. А теперь я лишь пытаюсь искупить свою вину», – мысленно полемизировал с ней Маркус.
– Она должна быть благодарна вам за ваше милосердие, – проговорила леди Таунсенд и, не дожидаясь ответной реплики, обратилась с каким-то вопросом то ли к мисс Чарлз, то ли к мисс Элис, оставив последнее слово за собой.