Как перевоспитать хулигана

— Или так? — с коленки скользят выше, замирая на бедре. Мурашки с готовностью несутся следом. — А, может, так? — обнажённую спину под свитером пронзает тепло его пальцев, а по позвоночнику проходит мощный электрический разряд, стреляя на поражение.

— Хватит, — у меня аж дыхание спёрло.

— Неприятно? — Рымарь же вовсю наслаждается возможностью безнаказанно дразнить меня, от чего внутренности выделывают фееричные сальто. Его глухое размеренное сердцебиение смешивается с моим собственным, которое со звуком «вжиииу» переходит в режим отжима.

Неприятно? Да нет, приятно, но…

— Не надо, — прошу еле слышно.

— Почему? — вместо того, чтобы прислушаться, меня придвигают вплотную к себе, на что я предупредительно выставляю руки, касаясь твёрдой груди, но делаю это предательски нерешительно.

Сладковатый запах мужского пота и горький остаточный никотиновый шлейф, подобно дурману, пресекают любые попытки к сопротивлению. Безумный взрывной коктейль и хоть я не люблю оба этих запаха, но в данную секунду просто дурею от обезоруживающей помеси. От самого Руслана, находящегося непозволительно близко… — Не упрямься, Пятнашка. Лишь один поцелуй. Это не больно, мы ведь уже пробовали. Помнишь?

— Зачем? — мои глаза невольно переключаются на его губы. Не могу перестать на них смотреть, но мозг ещё соображает. И поражается хозяйке. Когда, когда я перестала злиться на его идиотское прозвище? Нет, хуже. Когда во мне начало всё чертыхаться в удовольствии от самого факта, что он произносит его? От того, как произносит?

Приятно щекочущая щетина касается кожи, пока кончик его носа очерчивает мои контуры, заставляя переходить на рваные выдохи.

— Потому что днём и ночью я только и думаю о том, что хочу повторить его, — мягкий вкрадчивый голос Руслана подобен гипнозу. Где-то в глубине подсознания моральные пит-стопы выкорчёвываются с корнем из насиженных мест и сваливают в неизвестном направлении. А с ними уходят и силы на то, чтобы сопротивляться…

Глава 12. Крестики-нолики

Руслан

Она этого хочет. Я этого хочу. Я хочу её. Последние недели Пятнашка занимает первое место в списке моих требований и это сродни грёбанному наваждению.

Засыпаю — думаю о ней, просыпаюсь — думаю о ней. В течение дня только и делаю, что думаю о ней. Клиника. Одержимость. Зависимость. Определений много, смысл один.

Да, не писал, потому что это действительно не в моих привычках, но ждал первой попавшейся возможности доехать до неё. А она сработала на опережение. Приехала сама. Потому что тоже хотела меня видеть. Ведь бумажонки — чистая отмазка, ни одна староста не станет гнать через весь город ради такого пустяка.

Нет. Она скучала. Это факт. И я скучал. Это тоже факт.

Тонкие пальчики упархивают с моей груди и перебираются на плечи. Василиса сама подаётся вперёд, одаривая меня разгорячённым дыханием. Никакого принуждения, это её желание. Наше общее, но в этом раз не напираю, позволяя решить ей. И она решает. Её губы соприкасаются с моими, но поймать их я не успеваю. Момент рушится шорохами, скрипом старой кровати и скулением за стеной.

— Да чтоб тебя, — злобно цежу сквозь зубы, прижимаясь лбом ко лбу Бельичевской. Вот чем не закон подлости? В другое время, отвечаю, мать бы до вечера дрыхла.

Скуление перерастает в призыв, в котором лишь на опыте можно угадать моё имя.

Всё, завелась пластинка. Отходняки ещё хуже, чем запои. В запое мать хоть нажрётся и отрубится, а на отходняке ловит дикие галлюны, включает агрессию и выклёвывает все нервы депрессивным нытьём от нехватки этанола.

Не говоря о том, что в этот период за ней надо следить особенно пристально.

Маленького ребёнка так не контролируют. Вот и сижу нянькой в режиме двадцать четыре на семь, а то свалит кутить с собутыльниками, потом ищи-сыщи. И дома не запрёшь: не знаешь, что учудит. Технику в окно повыкидывает или сама сиганёт.

Попытки суицида тоже были.

Буквально на выходных. Ушёл за сигаретами. Вернулся, а мать каким-то образом откопала на антресолях заначку, которую я заныкал для опохмела, успела налакаться и сидит на подоконнике. На полчаса отлучился, называется.

Тёплая ладошка Пятнашки ободряюще накрывает мою щеку.

— Чем я могу помочь?

— Ничем. Не надо тебе на это смотреть. Вот теперь реально тебе лучше уйти.

— Ты серьёзно? Снова прогоняешь?

— Вежливо выпроваживаю.

— А если не уйду?

Млять. Что ж она где не надо-то в позу встаёт? То не заставишь рядом находиться, то не прогонишь.

— Василиса, не вынуждай материться! Сказал: иди, значит иди, — в ответ меня лишь одаривают хмурым взглядом и, молча оттолкнув, соскакивают со стиралки. — Я позвоню, — бросаю ей когда она уже зашнуровывает высокие ботинки.

— Не утруждайся, — на ходу надевая куртку и хватая рюкзак, отвешивают мне, хлопая дверью.

Класс. Бомба. Идеальное завершение. А за дверью спальни продолжают сетовать и ругаться одновременно. Стандартное явление.