Как Петербург научился себя изучать

Интересно отметить, что, несмотря на явное восхищение Анциферовым, тартуские ученые отнеслись к его наследию избирательно. Они, как правило, почти полностью игнорировали его мистические идеи о genius loci, его убежденность в том, что города представляют собой живые существа с лицами, телами, душами и даже, возможно, трагическими судьбами. В отличие от Анциферова, семиотики не посылали своих читателей приобщаться к духу Северной столицы, их мировоззрение было лишено элементов пантеизма. Для них культ Петербурга представлял собой увлекательный предмет для научного исследования; им и в голову не приходило самим исповедовать веру в него. Вместо этого они хотели подвергнуть его анализу, обнаружить его составляющие и определить их значение. Какие силы и факторы в российском обществе стоят за широко распространенной верой в то, что Санкт-Петербург однажды будет смыт апокалиптическим наводнением? Почему в большинстве описаний строительства города подчеркивается тот факт, что он возник «почти волшебным образом» за одну ночь? В своих сочинениях Анциферов поднимал те же самые вопросы, но каждый раз в какой-то момент он переставал анализировать процессы, которые породили те или иные культурные убеждения, и начинал исповедовать их сам. Он был посвященным, служившим культу Петербурга, помимо того что был его исследователем.

Для тартуских семиотиков мир не выглядел столь сверхъестественным. Для них тело Санкт-Петербурга, городской миф и его «образ» или литературное отражение представляли собой акты человеческого общения, обширные символические тексты, которые требовали расшифровки, а не независимые, органично развивающиеся сущности. Что изменилось к середине XX века? Почему специалисты по культуре перестали испытывать и описывать трансцендентные видения? Почему они больше не подходили к культу Санкт-Петербурга с субъективной, эмпатической точки зрения? Несколько десятилетий советской власти, несомненно, сыграли свою роль: даже ученым, которые не принимали официальную идеологию, возможно, было трудно полностью избежать ее влияния, мыслить в рамках воззрений, отличных от позитивизма и материализма. Мистический, символический язык, излюбленный такими сочинителями, как Анциферов и Голлербах, давно исчез, на страницах книги он казался странным и незнакомым, таким же древним и, по крайней мере изначально, непостижимым, как выражения древнерусских летописей. Его можно было проанализировать и расшифровать, но он не представлял собой жизнеспособную форму современной коммуникации. Во второй половине XX века исследовать вопросы культуры стали профессионалы с учеными степенями и признанными дипломами. Привыкшие воспринимать себя как ученых, стремящиеся к научным стандартам точности и объективности в своей работе, очерняющие все, что не было однозначно доказано, что не было должным образом аргументировано или подкреплено свидетельствами, они вряд ли примут интуицию и сочувствие в качестве методов исследования.

Заключение

Что история краеведения говорит о природе дисциплин в целом и о дисциплинах идентичности в частности? В какой степени российское краеведение представляет собой исключительное явление и в чем оно сравнимо с другими областями исследований? В данном заключении я перейду от частного к общему и предложу некоторые предварительные выводы.

Во-первых, предложенный мной здесь рассказ о развитии современного краеведения хорошо согласуется с актуальными западными теориями формирования дисциплин. Исследователи сегодня редко выдвигают однозначные объяснения происхождения дисциплин, рассматривая появление новой области как прямой результат того или иного научного открытия, теоретического развития или достижений той или иной школы светил-основателей. Вслед за работами Фуко большинство ученых вместо этого склонны воспринимать дисциплины как сложные культурные конструкции, которые возникают из сети социальных отношений, специфичных для данного времени и места, и о которых, следовательно, нельзя сказать, что они происходят из какого-то одного источника. Никто, – любят напоминать нам нынешние специалисты по дисциплинарным исследованиям, – не создает дисциплины. Как объясняет в одной статье Тимоти Ленуар,