Читаем Как Петербург научился себя изучать полностью

…неоднородность и разбросанность взаимосвязанных элементов в дискурсивных формациях <…> подразумевает, что телеологического раскрытия основной идеи или настойчивых усилий отдельных исследователей, даже групп отдельных исследователей в одной и той же области, недостаточно для создания дисциплин. Многомерные связи, исключения и различия между дискурсивными практиками, необходимыми для создания дисциплины, превосходят возможности отдельных людей по проектированию и организации. Таким образом, сложность нарратива об основателях заключается не просто в сложности задачи построения дисциплины; проблема заключается в том, что дисциплины не имеют единых источников происхождения, их более уместно воспринимать как интерактивный общесистемный результат [Lenoire 1993: 76].

Другими словами, дисциплины лучше всего понимать как побочные продукты социального обмена, взаимодействия между сообществами ученых, государственными и частными агентствами, институтами и заинтересованными кругами. Удерживающие их границы возникают постепенно в результате множества мелких действий: индивидуальных и институциональных решений и заявлений, попыток самоопределения или самоутверждения, создаваемых или разрушаемых союзов, усилий по обеспечению поддержки, установлению стандартов, мобилизации ресурсов, использованию преимуществ новых открытий и теоретических разработок, а также решению насущных культурных, экономических или политических проблем.

Поскольку в их формировании играет роль так много факторов, поскольку они вырастают из спонтанного социального взаимодействия, а не в соответствии с каким-либо фиксированным планом, дисциплинарные конструкции часто, особенно на ранних стадиях своего развития, напоминают неуклюжие конгломераты. Большинство из них, такие как краеведение, сочетают в себе элементы, которые можно было бы обоснованно считать разнородными: группы исследователей, теории и научные работы, исходящие из разных интеллектуальных традиций и во многих отношениях отличающиеся друг от друга. Требуется время, чтобы стерлись различия между этими компонентами, чтобы появилась новая объединенная область специализации и она начала восприниматься как естественная. Сначала формирующаяся дисциплина должна обзавестись независимыми институтами, традициями и стандартами, связанные с ней ученые должны забыть старые предпочтения и принять свою новую коллективную идентичность. Они должны осознать, что общие черты более важны, чем любые различия, и начать активно способствовать развитию новой категории, написав ее историю, обозначив цели, объявив о наборе студентов и лоббировании финансирования. По этой причине, как указал Джозеф Кигер, возраст и дисциплинарный статус неизбежно взаимосвязаны: относительно новые образования часто не признаются устоявшимися дисциплинами – даже инсайдерами [Kiger 1971][330]. Во многих случаях должно пройти не одно поколение, прежде чем дисциплина вступит в свои права.

Как было отмечено во введении к этой книге, на признание дисциплины идентичности может потребоваться особенно много времени из-за особенностей ее структуры. Как внутренним, так и внешним наблюдателям такие дисциплины часто кажутся совершенно аморфными сообществами ученых, объединенных не более чем желанием исследовать ту или иную форму идентичности. Их очевидная связь с исторически и культурно обусловленными представлениями об идентичности, их неизбежная ассоциация с кампаниями за права меньшинств, социальное и политическое равенство или защиту определенной культурной традиции могут настолько доминировать в обсуждении, что другие определяющие характеристики остаются незамеченными.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука