Такого рода защитническая риторика не была редкостью в Музее Города. В протоколах заседаний его правления часто записывались заявления и мнения, которые четко отражали ценности и идеи, характерные для журнала «Старые годы». Как и многие другие культурные учреждения, в годы Гражданской войны и на протяжении большей части 1920-х годов Музей Города представлял собой что-то вроде неловкого компромисса: и защитники старины, и деятели культуры, являвшиеся поборниками новых советских ценностей, входили в его правление и совместно определяли политику музея. В основном преобладали умеренные взгляды, и каждая группа шла на некоторые уступки другой[110]
. Таким образом, в музее появились как значительное количество исторических экспозиций, иллюстрирующих образ жизни русского дворянства в XVIII и XIX веках, так и отдел гигиены, активно агитировавший за строительство новых крематориев, бань, детских площадок и типовых жилых домов. Таким образом, с точки зрения практического вклада, который он внес в местное планирование и реконструкцию, музей, похоже, в целом пытался найти золотую середину между стремлением к прогрессу и приверженностью работе по сохранению наследия прошлого. Когда Ленинградский губернский отдел коммунального хозяйства, сокращенно Губоткомхоз, или другие государственные структуры просили принять участие в тех или иных проектах, совет в целом с готовностью соглашался и направлял для этой работы соответствующих представителей[111]. Он помогал выбирать новые названия для городских улиц, разрабатывал санитарные нормы, давал советы о том, какие цвета следует использовать при перекраске старых зданий, и следил за состоянием местных кладбищ. В 1924 году, после ликвидации Комиссии по городскому строительству при Губоткомхозе, Музею Города было предложено организовать для ее замены временное бюро планирования, и на следующий год он взял на себя ответственность за все проекты в этом районе [Музей Города 1928: 19][112]. Хотя в целом позицию этой организации следует охарактеризовать как способствующую развитию, музей периодически использовал свое влияние для спасения исторических памятников, выступая против реально неудачных проектов. В 1924 году, когда одно из городских коммунальных учреждений предложило заменить ангела на вершине Александровской колонны статуей Ленина или другим советским символом, правление музея энергично запротестовало[113].