В статье «Кронштадт и Балтийский флот перед мятежом» А. С. Пухов также приводит сообщение комиссара линейного корабля «Гангут» в период Кронштадтских событий: «В то время, когда флот голодал, когда флот в буквальном смысле жил на капустных листах, в это время штаб флота, который прибыл с востока (Раскольников Ф. Ф. на Балтфлот прибыл с Волжской флотилии. – В. П.), питался прекрасно, готовил обед из трех блюд и делал это совершенно открыто на глазах флотских масс, как бы рекламируя полное благосостояние. Это создавало известную базу недовольства… …и те, кто был во флоте, помнят, что одно название «штаб» вызывало злобу не только у низов, но даже у партийных организаций». А. С. Пухов цитирует высказывание одного моряка: «Большевики заморили массу народа голодом. Во всех государствах дают солдатам масло (указывалось на Эстонию), но у нас и этого нет»159
. Как и во всей России, разница в материальном положении партийного руководства и простых большевиков создавала дополнительный повод для недовольства. Тем более что, как и в случае с дискуссией о профсоюзах, дискуссия о «верхах» и «низах» вышла далеко за рамки внутрипартийного обсуждения, затронула болезненные для большинства беспартийных кронштадтцев вопросы.Вывод А. С. Пухова звучал следующим образом: «…”верхи” Кронштадта – ответственные партийные, советские и профессиональные работники – пользовались некоторыми привилегиями – получали особые пайки, жили в несколько лучших условиях, чем некоторые партийцы, и т. д. Но сказать, чтобы они как-то особо выделялись из общей массы, нельзя. Материальное неравенство чувствовалось, но не сильно»160
. А. С. Пухов осознанно сводит дискуссию о «верхах» и «низах» к исключительно внутрипартийным делам, что представляется не совсем верным. Можно ли согласиться с А. С. Пуховым, что неравенство чувствовалось «не сильно»?Тем более что сохранились довольно резкие свидетельства о недовольстве солдат и матросов разницей в материальном положении с советской элитой. В мемуарах коммуниста Б. Кузнецова описана такая сцена на Якорной площади 1 марта: «Когда на трибуну вышел Михаил Иванович (Калинин. – В. П.), толпа несколько успокоилась. Но ветер относил слова, к тому же огромная площадь не позволяла охватить всю массу, зачинщики же не дремали.
– Брось, Калиныч, тебе тепло, – раздавались голоса то из одного, то из другого угла.
– Ты сколько должностей-то занимаешь и поди везде получаешь! – орал бородатый красноармеец из середины толпы»161
Фактически это не требование хлеба, а упрек М. И. Калинину за то, что он получает больше простых людей. Видимо, у собравшихся не вызывает сомнения тот факт, что ответственные работники получают больше остальных, хотя материальная дифференциация в республике еще только начала формироваться162
. Подобное недовольство и могло стать одной из основных причин движения матросов, стать универсальным объединяющим фактором.О комиссаре Н. Кузьмине также сохранилось характерное свидетельство. Житель Кронштадта и очевидец событий 1 марта на Якорной площади Ю. А. Шпатель вспоминает: «Первым выступил комиссар Балтфлота Н. Кузьмин. Внешность его никак не соответствовала его должности: он был тучным холеным барином среднего роста, лет за сорок. На нем была зеленого сукна бекеша и каракулевая папаха на голове»163
. «Холеный барин» – образное и эмоциональное определение. Вполне негативное. Подчеркивает ли оно недовольство от различий в уровне жизни простого горожанина и комиссара Балтфлота? Наверное, да.Но еще больше ставят под сомнение мнение А. С. Пухова о незначительном недовольстве кронштадтцев высоким, как им казалось, уровнем жизни советских и партийных руководителей то огромное внимание, которое уделяла пропаганда ВРК изъятию запасов продовольствия у семей коммунистов.