Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года

Читатель, наверное, обратил внимание, что я отклонился от принятого в книге хронологически-географического принципа работы с материалом. В предыдущих главах, рассказывая об отдельных исторических периодах, я по одной главе отдавал отечественной и зарубежной историографии. И вдруг тут я посвятил целых две главы отечественной постперестроечной историографии. Это просто объяснить. В отечественной историографии в 2000-е гг. произошли очень заметные изменения по сравнению с историографией 1990‑х гг. Эти изменения я и предлагаю обсудить в отдельной главе.

Вместе с эволюцией социально-экономических условий, общественных настроений и политической обстановки в России в 2000-е гг. появилась и необходимость отхода от предыдущих односторонних оценок событий далекого 1921 г. Сегодня уже можно констатировать, что в 2000-е гг. начался выход отечественной историографии из системного кризиса 1990-х гг.

Историческая наука ищет в прошлом ответы на актуальные вопросы сегодняшнего дня. И если в период перестройки и в начале 1990-х гг. был широкий общественный запрос на разрушение мифов о советской власти, были востребованы сюжеты о «красном» терроре, о нарушениях закона со стороны советской власти, то в 2000‑е гг. акценты существенно сместились. Появилась актуальная потребность в уходе от однобоких доктринерских подходов предыдущих периодов. Появилась возможность и даже необходимость в более трезвой оценке роли государства в жизни общества, появились представления о необходимости рассматривать дореволюционную и послереволюционную историю как одно целое, единый непрерывный процесс.

Кронштадтские события в последние годы продолжают привлекать общественно-политический интерес, особенно проявившийся в публицистике, посвященной их 90-летнему юбилею. Результатом такого общественного запроса стал ряд новых научных работ по истории выступления матросов Кронштадта в 1921 г., написанных на новом методологическом уровне с широким использованием всего комплекса имеющихся источников и рассматривающих различные версии событий, выходящих за узкие рамки как советских, так и западных подходов времен холодной войны. Такие подходы демонстрируют появление определенного консенсуса в обществе, маргинализацию радикальных идей, основанных на оценке прошлого с точки зрения противостояния красных и белых.

Но очевидно формирующийся новый тренд, свободный от советских и западных идеологических клише времен холодной войны, сосуществует со старыми подходами. Так, например, в девяностолетнюю годовщину подавления кронштадтского движения 18 марта 2011 г. на телеканале «ТВ-Центр» вышло интервью с журналистом Маратом Кузнецовым432, автором книги «За что был расстрелян Кронштадт?»433. Несколько ранее, 27 февраля, на телеканале «Россия-1» вышел репортаж «Восстание в Кронштадте: засекреченный бунт»434. Общая тональность этих репортажей еще близка по духу к опубликованному в 1994 г. «Заключительному отчету о Кронштадтских событиях Комиссии при президенте России по реабилитации жертв политических репрессий» и указу президента Российской Федерации «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года». В этих репортажах отмечалось, что «моряки Кронштадта, являвшиеся, как известно, главной опорой большевиков в октябрьские дни 1917 г., одними из первых поняли, что произошла, по существу, подмена советской власти властью партийной, а идеалы, за которые они боролись, оказались преданными»435. Это фактически сборник документов с несколькими вводными статьями. Из 206 страниц книги приложения занимают 153 страницы, а вводные статьи на две трети состоят из обширных цитат. При этом наблюдается явная тенденциозность при формировании списка документов. По форме данная работа повторяет брошюру пропагандистского характера «Правда о Кронштадте», выпущенную в Праге в 1921 г., в которой опубликованы все номера «Известий ВРК», а также яркое публицистическое введение. У М. Кузнецова документам также предшествует публицистическая вставка, идентичная введению к «Правде о Кронштадте» 1921 г.