Как почти честно выиграть выборы

Заявление Мухики было подкреплено расследованием агентства Reuters, которое обнаружило, что к половине шестого – за полтора часа до закрытия избирательных участков – проголосовало лишь 3,7 млн избирателей[521]. Даже если предположить, что под конец дня произошел массовый наплыв граждан, трудно представить с практической точки зрения, чтобы за 90 минут проголосовали целых 4,3 млн человек, то есть больше, чем за весь остальной день. Обнародованные факты выставили Мадуро в дурном свете и подорвали его легитимность внутри страны и на международной арене. Однако фатальных последствий ему удалось избежать – когда учредительное собрание начало работу 4 августа, он уже мог спокойно менять законодательство под свои нужды, в том числе чтобы защититься от жалоб на нарушения при голосовании[522].

С одним проблематичным аспектом вбросов Мадуро все же не столкнулся: ему можно было не бояться переусердствовать. Когда лидеры создают структуры, где низовые объединения децентрализованной политической системы поощряются за верность властям, с фальсификациями в день голосования можно легко переборщить, и получится неправдоподобный результат. В свою очередь, это может подорвать доверие ко всему избирательному процессу – а значит, прощай, легитимность, которой так дорожат главы государств.

В итоге лидеры, склонные к махинациям на выборах, стараются держаться в рамках приличий. Если предвыборная гонка была конкурентной, а в финале текущий правитель получил 95 %, то оппозиция, наблюдатели и иностранные державы явно будут озадачены. Золотой интервал для фальсификаций в день голосования – примерно 5–15 процентных пунктов разрыва между кандидатами. В такой разрыв можно поверить, и при этом все видят, что текущая власть имеет перевес выше статистической погрешности. Подавляющее большинство политиков, с которыми мы говорили о выборах за последние несколько лет, называли этот промежуток идеальным. Любопытная деталь: в Африке, Латинской Америке и посткоммунистической Европе провели исследование о президентских коалициях, в рамках которого были опрошены 350 депутатов парламента в нескольких молодых демократиях и конкурентных автократиях. Выяснилось, что, если бы опрошенные поднялись до поста президента, они пожелали бы в среднем иметь 60-процентное большинство своей партии в парламенте. Это число выбрали по нескольким причинам: оно демонстрирует доминирующее положение, облегчает формирование коалиций, а также позволяет без особого труда вносить изменения в конституцию, для чего часто требуется около двух третей депутатских голосов[523].

На электоральном фронте здоровый отрыв от конкурента также важен, поскольку он отправляет нужные сигналы как оппозиционным партиям, так и наблюдателям. Соперники с большей вероятностью потеряют боевой дух, если их отставание от победителя окажется ощутимым – это может даже помешать им собрать финансирование в следующую кампанию. Кроме того, размер имеет значение в глазах международных спонсоров и экспертов. Если голосование завершилось разрывом, скажем, в процент, то наблюдатели с утроенным рвением начнут собирать и фиксировать любые нарушения, осознавая, что даже небольшое отклонение от процедуры может поменять исход. Совсем другое дело, если партия власти победила с перевесом в 15 или 20 % – в такой ситуации наблюдатели зачастую игнорируют то, что часто называется «расхождениями», поскольку считают, что эти нарушения не повлияли на итог и, следовательно, не стоят того, чтобы «раскачивать лодку». Напротив, если битва развернулась за какой-то жалкий процент голосов, эксперты и наблюдатели не пожалеют сил на расследование каждого потенциального злоупотребления. Таким образом, у текущего лидера появляется сильный мотив не допускать слишком маленького разрыва.

Укрепляя демократию и защищая бюллетени