— Хм… — Маргарет боялась каким-нибудь резким замечанием по поводу покоя опять оттолкнуть его от себя. Как оказалось, он крайне чувствителен к ее словам. — Я как-то не думала об этом. Нет, мне очень хорошо знакомо чувство одиночества и тихой грусти. Несколько месяцев назад я жила в провинции в полном одиночестве.
— А потом вернулись в Лондон. Ради чего?
Его вопрос сразил Маргарет. Обычно ей задавали другой, совершенно противоположный: как можно так долго жить вдали от Лондона?
Впрочем, ей становилось все яснее и яснее, что, несмотря на всю его чопорность, Лашем удивительный человек.
Маргарет подошла к соседнему пейзажу, на котором была изображена дождливая погода. Людей, конечно, здесь не было. Очевидно, все попрятались по домам. Лашем пошел следом за ней и встал за ее спиной.
— Не знаю, хотя догадаться нетрудно, почему я уехала из Лондона. Мой отказ вызвал скандал, а для того, чтобы о нем забыли, надо было, чтобы прошло какое-то время, вот поэтому я и уехала.
Лашем молчал. Он стоял и ждал. Было ясно, что ему это не безразлично, более того, было ясно, что ему крайне любопытно услышать продолжение ее неожиданной исповеди.
— Понимаете, — Маргарет пожала плечами, — мои родители и я разошлись во мнении, за кого мне следует выходить замуж. Вот почему я вместе с Энни прожила несколько месяцев в одном приморском городке. Там я могла спокойно писать. Кроме того, жизнь там намного дешевле, чем в столице.
Лашем понимающе кивнул.
— Впрочем, я так и не ответила вам на ваш вопрос, — усмехнулась Маргарет. — Я вернулась сюда по нескольким причинам. Здесь живет моя сестра, герцогиня Гейдж.
Маргарет вдруг стало тоскливо, на сердце заскребли кошки. Порой при упоминании о младшей сестре у нее резко менялось настроение. Изабелл давно не нуждалась в ее опеке, более того, у нее был муж, герцог Гейдж, который души не чаял в своей жене, и можно было смело сказать, что он — само воплощение искренней заботы и внимания.
— Мой издатель тоже здесь, в Лондоне. Он неустанно напоминает мне, что мои романы пользуются у публики большим успехом, поэтому мне лучше жить в столице, так гораздо удобнее. — Маргарет вздохнула: — А моих родителей как раз в Лондоне нет, в этом тоже есть маленький плюс.
Этим она хотела сказать, что речь идет не только о ней и что все очень сложно.
— Кроме того, есть несчастные и обездоленные, которые остро нуждаются в помощи. Мне так приятно, что я наконец обрела помощника! Да еще какого, способного одним своим видом напугать любого, как тот дракон на картине!
Она улыбнулась, показывая, что это всего лишь шутка. Однако ее улыбка, похоже, осталась незамеченной.
Лашем напрягся, стиснул зубы, лицо его стало мрачным. Черт бы побрал язык Маргарет! Неужели он опять замкнется в скорлупу герцогского высокомерия и уязвленного самолюбия?
Лашем стоял, закрыв свой единственный глаз, очевидно пытаясь сдержаться и не сказать какую-нибудь резкость. Наконец он открыл глаз и сухо и холодно произнес:
— Я рад, леди Маргарет, быть вам полезным. Пусть даже эта помощь выражается, как вы только что заметили, в одном моем устрашающем виде.
Лашем едва заметно улыбнулся краешком рта, а может, ей это почудилось. Хотя вряд ли, в противном случае от одного лишь его холодного и строгого вида у нее, наверное, мороз пробежал бы по коже.
— Слава богу, что вы именно такой. Так кто же вы? — Маргарет подняла руку и, расставив пальцы, принялась их загибать: — Во-первых, вы аристократ, один из самых родовитых во всей Англии. Во-вторых, вы обладаете настоящей властью, в-третьих, вы богаты, вы занимаете весьма завидное, высокое положение. Впрочем, все это передается по наследству вместе с титулом, не так ли? — Девушка несколько смущенно посмотрела на него: — Кажется, я слегка заговорилась, не правда ли?
По губам Лашема скользнула… не может быть… да, да, улыбка! — и он не без иронии обронил:
— Я далек от мысли исправлять язык известного автора, но герцог действительно обладает и властью, и деньгами, а также занимает высокое положение в обществе.
Его лицо неуловимо исказилось, очевидно, из глубин его памяти всплыло какое-то неприятное воспоминание.
Вид у него сделался какой-то печальный. Маргарет вдруг отчего-то вспомнила о своем желании расспросить его, когда и как он потерял глаз, но вовремя одумалась. По ее мнению, вряд ли он мог грустить о чем-нибудь, кроме потерянного глаза, хотя…
Уж кому-кому, а ему с его именем и положением вообще не к лицу было грустить. Даже обычный человек, не будучи герцогом, не мог выглядеть все время таким печальным и угнетенным. Маргарет не без тайного удовольствия подумала о том, что хотя ее и огорчает кое-что в жизни, но все время грустить — нет, для нее это невозможно. Например, ее огорчало, если Энни брала у нее из-под носа последний кусочек бисквита, или ей приходилось танцевать с лордом Тремейном, в общем неплохим человеком, но от него шел невыносимо тяжелый запах, словно от стоянки древнего человека, где велись археологические раскопки.