Пока она непринуждённо беседовала с дочерью Гринфилда, старательно избегая встречаться с ним взглядом, он велел доставить в её комнату записку.
Глава 16
— Утренний концерт Мендельсона на следующий день после бала, — проворчал Жюльен Гринфилд жене. — Только садист мог придумать такую программу.
Был час дня, утомлённые бессонной ночью лорды и леди тянулись к музыкальной комнате Клермонта. Бал, на котором гости выпили немало шампанского, коньяка и выкурили множество сигар, закончился около трёх часов утра. К тому времени, как последние пары, прихрамывая, покинули зал, цветочные композиции увяли, а разговоры стали невнятными и бессмысленными.
Себастьян прохаживался среди гостей, как пантера среди овец. Он был взвинчен, переполнен нетерпением, такое случалось с ним только перед важными переговорами, в тот волнительный отрезок времени перед тем, как он наконец выходил на арену сражений.
— Монтгомери. — Кэролайн отделилась от троицы дам и присоединилась к Себастьяну, он машинально предложил ей руку.
— Миледи. Вы хорошо провели утро?
— Вполне, — ответила она, — но я готова рассердиться на вас. Как такое возможно? Вы единственный, кто сегодня утром выглядит на удивление свежо.
"Потому что я всегда мало сплю".
Он взглянул на её запрокинутое лицо. Как и всегда, леди Лингем выглядела безукоризненно ухоженной, но, поскольку он не мог упустить ни единой детали, даже если бы попытался, то заметил мешки у неё под глазами.
Себастьян знал, что если встретится с ней взглядом, то прочтёт немой вопрос, который она никогда не задаст вслух: "Почему ты не пришёл ко мне вчера вечером?"
Он смотрел прямо перед собой.
Видит бог, ему нужна женщина. От нерастраченного желания всё тело зудело, будто под кожей бегало полчище обезумевших муравьёв. Кэролайн была идеальной любовницей: зрелой, утончённой и не стесняющейся выражать свои предпочтения. Эти отношения приносили им взаимное удовольствие без ненужных переживаний.
Но Себастьян знал, что, даже если переспит с ней сотню раз, это не избавит его от нужды. Нет, дело было не в банальном удовлетворении естественной потребности, облегчить его безудержное желание могла одна единственная зеленоглазая студентка.
Она не ответила на его послание. И он не видел её за завтраком.
Себастьян не спеша прошёл в музыкальную комнату и методично осмотрел ряды плюшевых кресел.
Наконец, в зрительском зале мелькнули знакомые каштановые волосы.
Его ладони стали влажными.
Сердце заколотилось так сильно, словно он пробежал несколько лестничных пролётов.
Себастьян стоял в полном недоумении. Как такое могло с ним случиться? Ему было почти тридцать шесть.
Аннабель подняла голову, и ясный взгляд зелёных глаз поразил его в самое сердце, будто ему в грудь со всей силы швырнули какой-то предмет.
Себастьян сглотнул. О, всё это определённо происходило с ним.
Он почувствовал на себе ожидающий взгляд Кэролайн и понял, что преграждает путь остальным гостям. Себастьян плавно проследовал к своему креслу в первом ряду возле пианино.
Аннабель сидела в самом конце зала рядом с баронессой, которую он едва знал. Ни одна из женщин, вероятно, ни слова не понимали по-немецки. Нужно было напечатать перевод песен для гостей. Ему вдруг показалось очень важным, чтобы песни ей понравились.
Кэролайн заняла соседнее место, окутав Себастьяна своим ароматом.
Он подавил желание оглянуться.
Его охватила редкая вспышка гнева. Когда он стал достаточно взрослым и смог здраво рассуждать, то обнаружил, что половина социальных обычаев и ритуалов лишена смысла. Конечно, Себастьян продолжал им следовать, но ещё никогда эти мелкие ограничения не раздражали его так сильно, как сейчас, потому что запрещали ему сидеть рядом с желанной женщиной в своей собственной музыкальной комнате. Вокруг него люди скрипели стульями и шаркали каблуками по полированному деревянному полу, кашляли и сопели не в силах усидеть на месте.
Наконец, появились пианист и две певицы с голосами сопрано и меццо-сопрано, которые называли себя: "Божественный дуэт".
Шум затих. Раздражение осталось. Дуэт, несмотря на их нелепое название, пел великолепно, казалось, их голоса без усилий взмывали ввысь, а потом устремлялись вниз, передавая всю гамму человеческих эмоций от меланхолии до радости. И всё же его разум отказывался сосредоточиться на мелодии. Себастьян поглядывал на часы над камином за спиной пианиста и остро ощущал присутствие Аннабель, сидевшую пятнадцатью рядами позади.
Он посмотрел на часы в общей сложности четыре раза.
Без четверти два закончилась последняя песня.
Без тринадцати минут аплодисменты стихли, и все направились к выходу.