Но Изабелл? Она его жена, но даже если бы не была ею, она
А она, тем временем, уже села на постель, и он пристроился рядом — не слишком близко, но как оказалось, достаточно близко, чтобы почувствовать исходивший от нее чудесный аромат. В результате его плоть стала еще тверже. Хотя, казалось бы, куда уж.
Хорошо, что он джентльмен, иначе он бы овладел ею здесь и сейчас.
Николас никогда особенно не кичился своими джентльменскими качествами. Все дело в том, что даже больше, чем овладеть Изабелл, ему хотелось, чтобы она сама ему отдалась. По доброй воле и с радостью. А это произойдет, только если ему удастся ее завоевать. Если он останется джентльменом, даже если отдельные части его тела активно протестуют против этого.
— Какую историю ты бы хотела услышать сегодня? — спросил Николас, переместившись так, чтобы скрыть видимый интерес к ней его естества. Она опустила глаза и сложила руки на коленях. Хорошо, что она не посмотрела на его колени.
— Любую, которую ты захочешь рассказать. — Повисло напряженное молчание. Николас уже совсем было собрался заговорить, когда Изабелл добавила: — То есть я хотела сказать, что была бы рада услышать историю о тебе. — А потом она повернулась к нему, и Николас заметил в ее темных глазах тепло и искренний интерес.
— Что ты хочешь знать обо мне?
Он быстро прикинул, какие истории мог бы рассказать о себе, и не обнаружил ни одной приличной.
Изабелл робко улыбнулась.
— Расскажи, что ты и твой брат Графф делали, когда были маленькими.
Николас рассмеялся.
— Грифф. Хотя Грифф, пожалуй, лучший рассказчик, чем я, особенно если его удается отвлечь от занятий.
— Грифф. Правильно. Только, пожалуйста, не говори ему, что я перепутала его имя. — Ее голос стал испуганным, и Николас разозлился. Нет, не на нее, конечно, а на того, кто настолько ее запугал, что она боится даже шутить.
Она должна пить вино и смеяться. Если он сумеет достичь этих целей, то, возможно, станет немного ближе к ней и узнает, кто она, его жена.
А потом ему пришлось отбросить эти мысли и сосредоточиться на своем детстве. Надо было вспомнить и рассказать ей что-нибудь забавное, не упоминая о том, как сильно он ее хочет, как жаждет увидеть ее обнаженное тело под изящной ночной рубашкой. И о том, как сильно он хочет, чтобы она увидела его обнаженное тело под совсем не такой уж изящной ночной рубашкой. Ничего подобного.
Кашлянув, Николас заговорил.
— Грифф, как ты уже, наверное, поняла, самый усердный и старательный из нас. Его всегда с трудом удавалось оттащить от книг. Так что мне приходилось узнавать подробности какого-то исторического события, а потом я предлагал ему разыграть его и посмотреть, что получится.
— Сколько вам было лет? — Теперь в ее голосе не было испуга. В нем звучал только искренний интерес. И Николас с удивлением обнаружил, что и сам хочет ей рассказать о себе.
— Мне было двенадцать, а Гриффу девять или десять, когда все это началось. — Он прислонился к изголовью кровати и уставился в потолок. — Грифф всегда интересовался ранней английской историей. Мы часто играли в завоевание Англии. Знаешь, Великая хартия вольностей, Робин Гуд и все такое. Я обычно играл Вильгельма Завоевателя, но далеко не всегда побеждал.
— Трудно поверить, — тепло усмехнулась она.
Проклятье! Он изо всех сил пытается быть джентльменом, а она делает ему комплименты, причем именно те, что льстят мужской гордости, и он испытывает непреодолимое желание показать, что способен заставить ее забыть о приличиях, и вообще мужской рот может не только рассказывать детские истории.
Николас вдруг понял, что не знает, каково это — после ночи жаркой любви лежать рядом с любимой женщиной, ощущая полное удовлетворение и приятную расслабленность. Строго говоря, ни с одной из женщин раньше у него не возникало такого желания. И только теперь захотелось прижать ее к себе и даже — да поможет ему Бог — шептать ей на ухо какие-нибудь пустяки, и не для того, чтобы склонить ее к продолжению сладострастных игр, а просто чтобы сделать ей приятное.
— Грифф намного умнее меня. У меня всегда была сила и скорость, но Грифф… — Николас задумался и хихикнул. — Грифф мог разговорами ободрать кору с дерева.
— Что бы это ни значило, — добавила Изабелл.
Николас рассмеялся
— Совершенно верно. У моего брата очень острый и опытный язык. — Черт, неужели он это произнес? — А мне всегда приходилось полагаться на мой… мое… не знаю, как сказать.
— А теперь? Мне кажется, ты напрашиваешься на комплименты.
Он взял ее за руку.
— Естественно. Каждому мужчине надо знать, что его женщина ценит его по достоинству.
Изабелл на мгновение замерла, потом тихо вздохнула. Этот негромкий звук заставил все внутренности Николаса перевернуться.