Как роман. Удивительная жизнь Владимира Соколина

Очевидно, что для большевиков Англия всегда была большим врагом. Они принимали её предложения, когда это соответствовало их интересам, при этом однако не собираясь отказываться от своих убеждений. Даже тогда, когда они вели переговоры с г-ном Ллойд-Джорджем, они осыпали его нелюбезными замечаниями; бывший британский лидер, раздражительный в других случаях, им всегда отвечал только улыбкой, что свидетельствует о том, что он обладал тем качеством, которое Ришелье называл «политическим духом». Но враждебные демонстрации москвичей только усиливались. Кроме того, они не только выступили против жесткого ответа Великобритании за её вмешательство в пользу осужденных церковных деятелей, они также грубо обращались с британскими подданными, досматривали её траулеры, вопреки взятым на себя обязательствам, их пропаганда распространялась по всей зоне британского влияния в Азии, в доминионах, вплоть до славного города Лондона, где им опрометчиво позволили укрепиться. Если бы только торговые преимущества могли компенсировать эти унижения! Однако этого не произошло. По этому поводу «Экономист», солидный журнал либеральной направленности, менее критичный к Советам, заметил: «Импорт в Россию, который постоянно возрастал в течение 1922 г., из-за голода в стране теперь стремится к уровню 1921 г. И дело вовсе не том, что стране не нужны иностранные товары, а в том, что был истощен золотой запас, перед страной встала необходимость платить теми деньгами, которые она зарабатывала на экспорте, это в свою очередь вызывало большие затруднения, поскольку она практически ничего не производила. То сырье, которое она экспортировала: строительную древесину, лён, нефть, уголь, чугун, медь, теперь ей самой было тоже необходимо, и вынужденная отдавать его, она обедняла себя этими поставками. Таким образом знаменитое восстановление экономики, на которое ссылались посланники по возвращению из Москвы, смущает еще больше, чем теплый приём, оказанный им народными комиссарами – всё это не более чем пропаганда. У английского правительства больше нет никаких иллюзий: пока в России не будет другого режима, лучше не иметь с ней никаких дел. Г-н Макнил, заместитель министра иностранных дел заявил в Палате общин: «Соглашение с Советами может быть расторгнуто без каких-либо серьёзных последствий для британской торговли».

* * *

Прием, устроенный сообщению Керзона, был весьма характерен для большевиков. Поначалу разворачивалось впечатляющее представление. Газеты выражали своё негодование, донесения описывали толпы демонстрантов, стучащих по мостовой с криками: «Долой Керзона!» Однако в ответе, направленном в Лондон, уже не упоминалась столь гневная реакция, несомненно, он должен был содержать какие-то дерзости, свойственные г-ну Чичерину. Там говорилось о том, что Форин-офис бросил свои обвинения, основываясь на ложных документах, и добавили, что тот факт, что Россия ведет политику примирения с народами Азии с целью пробудить в них осознание своих прав, конечно заставил вздрогнуть суровых деятелей, и что Англии не может быть нанесен ущерб, потому что Советская республика не была обязана поддерживать её чаяния. Тем не менее, они пообещали различные уступки и возмещения, что свидетельствовало об их желании предотвратить все недоразумения и заключить соглашение, которому способствовала взаимная добрая воля. Чтобы лучше подчеркнуть это миролюбивое настроение г-н Красин поспешил в Лондон, воспользовавшись воздушным транспортном для оперативности. Но это эффектное путешествие не вызвало никакого энтузиазма среди английской прессы, в правительственных кругах также не было заметно удовлетворения. Однако в Форин-офисе всё же начались переговоры, и лорд Керзон, столь усердный в своем желании с этим покончить, обнаружил, что общественное мнение не поддерживает его чрезмерную жесткость. Г-н Красин был очень заинтересован в том, чтобы исправить ситуацию, у него были причины исполнить свои обещания, содержание которых подталкивало его к продолжению встречи за закрытыми дверями. Несмотря на пессимизм, который выражали газеты, ничто не указывало на неизбежность разрыва. Непрочное примирение казалось более вероятным. Что бы там ни было, дело оставалось по-прежнему интересным». (Эдм. Р.)