Одним утром Владимир записал: «Полицейский попросил меня следовать за ним в префектуру по вопросу моей визы. Мы прошли по длинному коридору, он привел меня в кабинет, где сидел тучный и громогласный мужчина. Когда он закончил ругать по телефону собеседника, который, вероятно, был знатоком дела, он схватил перо и принялся писать. Мой ангел-хранитель держался позади меня. Каждый раз, когда я поворачивал голову в его сторону, он поднимал глаза к потолку или рассматривал ногти, которые совсем не хотелось бы увидеть у кондитера. Тучный, не глядя на меня, наконец пробурчал: “Вы можете присесть”, не переставая писать и перечитывая время от времени своё письмо, постоянно бормоча. Затем он вытащил монокль, уставился на меня и после краткого момента колебания снова принялся за письмо, но уже без монокля.
– Итак, вам плевать на нас, – сказал он мне с улыбкой, которая, казалось, была больше адресована бумаге, которую он зачернял, не переставая. – Вы полагаете, что вам всё позволено. Вам позволили отправиться на Лионскую ярмарку, но не остаться в Париже!
Его лицо приобрело более человечное выражение, тон упрека смягчился.
– Я сожалею, что мы опоздали с отправлением запроса о продлении, – сказал я.
– Вы сожалеете? – продолжил он.
– Конечно.
– Мы опоздали? А мы – это кто? – отрезал он.
При этих словах тучный отложил свою бумагу и уставился на меня своими глазищами.
– Мое руководство…
– Здесь нет вашего руководства. Я их не знаю. Я говорю именно с вами, а не с вашим руководством. Вы нарушили правила, – настаивал он.
– Приношу свои извинения. Мне нужно предоставить вам запрос? – ответил я, сбитый с толку.
– Не нужно ни извинений, ни запросов, сегодня вечером вы уезжаете! – отчеканил он.
– А, хорошо… – прошептал я.
– Не знаю, хорошо ли, но всё именно так. Вы сделаете то, что вам скажут! Вы можете идти собирать свои чемоданы, вас сопроводят. И в будущем соблюдайте правила!
Я совсем не думал, что меня могут выслать за такое безобидное упущение. Однако я заполнил свою анкету в отеле. Одного напоминания, конечно, хватило бы. Тучный заявил, что меня не высылали, мне только отказывают в пребывании в Париже. «Вы понимаете, что это не одно и то же, это всё, что я могу вам сказать», – в итоге заключил он.
В отеле я обнаружил, что в моей комнате произвели обыск, пока меня не было. Ничего не пропало, однако всё лежало не на своих точных местах. Я собрал чемоданы и позволил себя увезти.
Это было своеобразное место: длинный стол, окруженный стульями, украшал одну сторону зала, чистую и пустую. Напротив него находились сидение и круглый столик на одной ножке, предназначенные для меня. Господа, одетые в гражданскую одежду, входили и выходили в непрерывном движении. На этом столе они составляли записки, которые представляли большой интерес для всех, кого они касались. Они бросали на меня равнодушные или удивленные взгляды, и обменивались шуточными замечаниями на мой счет.
После часового ожидания меня посетил один из наших судебных приставов. Это был бывший солдат бригады Лохвицкого. Никого не беспокоило его явная принадлежность к французской полиции. Он обратился ко мне с утешением и сочувствуем. Он хотел меня поцеловать, если бы от него не запах перегара, на минуту я бы вспомнил о Гефсиманском саде.
Я должен был присутствовать при отбытии поезда на Страсбург, агент принес мне туда мой чемодан, взятый в заложники. В течение тех лет, что я позже жил в Париже, я никогда не видел столько сокровищ и красот, что я испытал в этом послеполуденный момент прощания, сожаления и надежды».
В конечном итоге, не было ничего удивительного в том, что за коммунистами пристально следили. Достаточно было обратиться к прессе, чтобы это понять. Уже в начале года газеты опубликовали несколько статей об обысках в домах коммунистов, которые проходили почти по всей Франции. «Обыски у эльзасских коммунистов» – под таким заголовком вышла статья в «Лез Эко де Пари» 22 февраля 1923 г.:
«В Страсбурге 22 февраля 1923 г. после распространения листовок коммунистами Верхнего Рейна, прошли новые обыски в нескольких городах Эльзаса, в домах главных руководителей политических организаций и в кабинетах редакции газеты «Новый мир». Произвели аресты в Сент-Мари-о-Мин, и хорошо известный агитатор Жаас, обвиненный в призывах военных к неподчинению, был вызван к судебному следователю…
И снова в Лотарингии уже 22 февраля в Меце три комиссара полиции приступили к обыскам в штаб-квартире коммунистической газеты «Фолькстрибуне», а также у редакторов этого печатного органа Брутши, Герау и Штенгера. Их целью было найти рукописи воззвания, появившегося в последних номерах газеты и в которых военных призывали восстать против империалистической войны. Но оказалось, что обыски не предоставили достоверных результатов.
Возвращение в Берлин