Как роман. Удивительная жизнь Владимира Соколина

Отъезд в глубинку

В течение этого времени Владимир работал с Каменевым в должности руководителя его секретариата. После летнего отпуска он написал: «Я возвратился в Москву отдохнувшим, приободрившимся, а там меня ждало приглашение из Комиссариата иностранных дел. Мне сообщили, что я должен отправиться в Грецию. Я был ошеломлен этой новостью, но отнесся к ней скептично и стал дожидаться Каменева, которые в то время был еще на море. По его возвращению он мне сообщил, что работа, в которой нуждается страна, не позволяет ему держать многочисленный аппарат для него одного, тем более что, по мнению общественности, вокруг аппарата и так не витал ореол святости. Если я согласен совмещать мою должность с постом Музыки, он освободит его, если нет, тогда я покину свой. К тому же, он считал, что мне просто показана работа в Наркоминделе. По этой формулировке можно было понять, что всё уже решено.

Я улыбнулся Музыке как можно шире и побежал учить новогреческий, моя подготовка была очень краткой. Полпред СССР в Афинах Устинов, который много позже принял свой последний дипломатический пост в Таллине, тогда написал Чичерину письмо, в котором умолял его отказаться от этой комбинации. Он познакомился со мной в Берлине, где я мучительно спорил с ним относительно Франции. Тогда меня готовила для назначения в Лондон. Дата отъезда была уже установлена, когда я узнал, что меня вызывают в Центральный комитет. Там один из доброжелателей отправил меня к другому, и так по цепочке до тех, кто наконец объяснил мне суть дела: обсуждения с оппозицией показали, что многие хорошие товарищи пошли неверной дорогой в связи с тем, что слишком вовлеклись в управление, стали правительственными функционерами без перспектив в политике, что один, что другой были незаменимыми, и что лучшим способом предотвратить печальный исход было направить их к источнику очищения и неоценимого вдохновения, трудовому народу. Что в этих условиях я могу выбирать между тем или иным регионом, удаленным от привлекательных центров, чтобы там восстановиться среди рабочих, принести им свет и доказать самому себе, что я не держусь ни за почести, ни за удобства, ни хорошее обращение, но только выполняю мой долг, и так будет везде, где того потребует ситуация.

Этот метод спорадически применялся в течение долгого времени, даже до захвата власти. Теперь же он стал частью системы. Периодически функционеров всех мастей погружали в среду, которая бы их дебюрократизировала и напомнила им, в чем смысл их деятельности. Ясно, что в моем случае добавилось также желание “национализировать меня”. Возможно, операция также отвечала намерению доставить мне удовольствие, поскольку видели во мне не просто чиновника, а человека, неизменно радующегося возможности побывать немного в передряге. Мне отказали в поездке в Центральную Азию, но согласились на нефтяной округ Грозного, который в то время был столицей Чеченской автономной области».

Проведя несколько месяцев в Грозном, Владимир пытался всеми средствами перевестись в другое место, однако это оказалось довольно сложно. Во время посещения Москвы для отчета о проведении учебных работ, которые были ему доверены, он написал следующее: «После этого довольно-таки меланхоличного испытания, я предпринял меры, чтобы поменять регион. Я встретился с некоторыми руководителями, в том числе со Шверником, который недавно стал руководителем Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов, а после смерти Калинина “президентом” Советского Союза. Все были внимательными, некоторые даже радушными, а Шверник очень дружелюбным. Но нужно было продолжать». По его возвращению Мышкин (его руководитель в Грозном) вынес ему выговор.

Наконец, ему удалось перевестись в Ростов, в Ярославскую область. «Из Грозного, рабочего центра, помноженного на национальные сложности, я переехал в крестьянский центр Великороссии». Владимир оставался там какое-то время, пока не заболел, и его не положили в больницу с плевритом. Весенняя посевная кампания не позволила ему продлить свой больничный. Немного позже во время путешествия в Москву он снова заболел, и был госпитализирован в инфекционное отделение при кремлевской клинике со скарлатиной и небольшим сердечным приступом. Это были пятьдесят шесть мучительных дня из-за осложнений со стороны сердца. Из больницы Владимира отправили на отдых в санаторий. Поставили диагноз: «переутомление, впечатлительный характер, расшатанная нервная система». Попав в санаторий, он снова начал писать. «Мои врачи заметили это и назначили мне обязательные прогулки. Меня закармливали и следили за моим сном. Одиночество, в котором я находился, больше, чем всё остальное способствовало исчезновению все более болезненных симптомов истощения. Мало-помалу я мог вновь общаться с себе подобными, не испытывая беспокойства. Меня ни к чему не принуждали, кроме соблюдения незначительных правил проживания, установленные отсрочки могли дать только хорошие результаты».

В Министерстве иностранных дел