Как рождаются и умирают монстры (СИ)

Большие деревянные часы, стоявшие в углу, показывали без пятнадцати девять, когда в ее комнату зашел Долохов. Гермиона вскочила с тахты, где в ожидании просидела последние полтора часа. Она знала, что должно произойти в ближайшее время. В конце концов, теперь это ее жизнь.

Гермиона размышляла над этим сегодня, сидя в саду. Быть игрушкой Долохова страшно и отвратительно. Но, по крайней мере, он не трогает ее днем, позволяя проводить время наедине с собой. День, можно сказать, принадлежал ей. Ночью же она должна была становиться марионеткой, с которой кукловод мог делать, что ему вздумается.

Надо сказать, Гермиона очень боялась первого раза. Но, если не считать унижения, которое не отпускало ее до сих пор, и слабой боли внизу живота, являющейся последствием вторжения «незваного гостя», все прошло не так страшно, как она себе представляла.

Но что будет дальше? Возможно, это было лишь снятие пробы. И как только Долохов войдет во вкус, она ощутит на себе все ужасы насильственного секса.

Когда Долохов медленно прошел к кровати и, повернувшись спиной к Гермионе, стал снимать сюртук, а следом рубашку, складывая их поочередно на прикроватный пуфик, ритм ударов ее сердца увеличился. Девушка полными слез глазами наблюдала за неторопливыми движениями Пожирателя.

Что он будет делать потом? Возьмет ее как вчера, грубо бросив на кровать и связав? Она не хочет этого. Не хочет, чтобы все повторилось. Ей нужно хотя бы слабое ощущение контроля над ситуацией. Возможно, если она не будет сопротивляться, он не будет слишком груб и все закончится быстро?

Дрожащими руками Гермиона потянулась к верхней пуговице своей ночной рубашки, которую Руна восстановила после заклятья, которым Долохов ее вчера разрезал. Ее губы подрагивали от готовящихся прорваться наружу рыданий. Но она сдерживалась, хоть это и было крайне сложно. Первая пуговка поддалась, за ней вторая, затем третья, как вдруг…

– Что ты делаешь, лапонька? – Долохов стоял в метре от нее.

Когда он успел подойти так близко? И зачем только она закрыла глаза?

Испуганные и мокрые от слез медовые глаза изучали его лицо.

Он ждал ответа.

– Я… – последующие слова застряли в горле, так и не сорвавшись с губ.

Девушка машинально бросила быстрый взгляд на кровать, а потом обратно на мужчину.

Она видит в тебе именно врага…

Слова Роули всплыли в памяти. Она до сих пор боится. Нижняя губа подрагивает. Она вот-вот заплачет.

Слишком мало времени прошло… Приучай ее к себе постепенно…

– Пойдем в постель, лапонька. Тебе нечего бояться. Сегодня ничего такого не произойдет. Даю слово.

Если бы Гермиона не была сейчас в ужасе, она бы наверняка рассмеялась. Пожиратель Смерти дает ей слово. Какова цена его слову? Последователи Волдеморта беспринципны и аморальны. С другой стороны, а что изменится, если она воспротивится? Ничего.

Девушка не стала застегивать пуговицы ночной рубашки. Какой смысл? Он все равно либо растворит рубашку заклятьем, либо просто сорвет ее с ее тела.

Гермиона легла на левую сторону кровати, положив руки вдоль тела, и отвернула голову. Она не хотела смотреть на Долохова. Она будет всеми силами пытаться отстраниться. Насколько это возможно.

Девушка почувствовала, как матрас прогнулся, и мужчина лег по правую руку от нее. Он перевернулся на бок и навис над ее дрожащей фигуркой. Руки Гермионы непроизвольно сжались в кулаки.

Она не смотрела на Долохова, когда он провел ладонью вдоль ее тела, не шевелилась, когда он расстегнул оставшиеся пуговки ее рубашки и распахнул ее, обнажив грудь. Но когда он коснулся края ее пижамных штанов, Гермиона не выдержала. Она резко повернулась к мужчине и прошептала:

– Прошу, не надо. Еще болит.

Это все, что она смогла выдавить. И это было правдой – живот мучила тянущая боль, периодически отдающаяся ощутимыми спазмами.

Мужчина усмехнулся, но, как показалось Гермионе, совсем не злобно и произнес:

– Я ведь сказал, лапонька, сегодня этого не будет. Просто расслабься и доверься мне. Тебе понравится, обещаю.

Гермиона не верила ни единому его слову, но в ней все же зародилась надежда, что все закончится быстро.

Долохов стянул с нее пижамные штаны, отбросил их в сторону, и вдруг неожиданно припал к ее правому соску, обхватив его губами. Гермиона не знала, как на это реагировать. Это не было больно и даже не было неприятно, скорее наоборот, но это пугало ее еще сильнее. Рука Долохова прошлась вдоль тела девушки вниз, к животу. Ладонь на пару секунд задержалась на области под пупком, а потом двинулась ниже, и Гермиона инстинктивно плотнее сомкнула ноги.

– Ну же, лапонька, – промурлыкал Долохов ей на ухо, – раскройся для меня. Я сдержу обещание – тебе будет хорошо.

Осознавая, что, если ему захочется, он все равно сможет расположить ее тело в той позе, в какой ему удобно, Гермиона поддалась, немного разомкнув ноги. Этого хватило, чтобы рука мужчины смогла проскользнуть между складок, чуть раздвинув их.

Пальцы поползли вверх, накрыв выступающую горошинку. Мужчина снова накрыл губами ставший чувствительным от предыдущих манипуляций сосок, одновременно начав поглаживать клитор.