Как рушатся замки (СИ)

Рассердившись, Эйвилин дёрнула его за рукав. Он ничуть не переменился в настроении: захват разжал молча, но кости хрустнули, боль пронзила насквозь. Девушка ахнула. Он привлёк её к себе за локоть.

— Отправь меня обратно, – яростно выпалила она, дёрнувшись.

— Из посмертия выхода нет.

— Если его нет, то каким чудом Лис до сих пор дышит? – прошипела она, не прекращая вырываться. – Сонхи спас её!

В черноте, заполнявшей радужку, отразился отблеск колдовского пламени.

— Вот оно что. Ты встречалась со старым хитрецом? Сладко ему живётся среди таких же ничтожеств?

Память услужливо нарисовала ночь в квартире: его руки на бёдрах, требовательные прикосновения губ к горячей коже, сладкий запах… Она на миг зажмурилась, прогоняя морок. Демон презрительно ухмыльнулся. Во рту сверкнули ряды острых зубов.

— До чего убогое зрелище.

К лицу Эйвилин прилил жар стыда. Она рванулась резче. С хрустом порвалось кружево.

— Не смей лезть в мою голову!

— Думай тише, полукровка. Не то услышу не один я.

— У вас каждый второй мысли читает?!

— Я вижу отражения желаний. Это вы, смертные, сочинили «чтение мыслей». Вам нравится обманываться, что кто-нибудь способен понимать вас без слов.

Он продолжал тянуть её к тропе, спрятавшейся где-то за мёртвой рощей.

— Мне наплевать на твои проблемы с нетерпимостью, – процедила девушка. – Я задала тебе вопрос: как выбралась Лис? Считай предсмертной прихотью, если угодно!

Он меланхолично вздохнул, всем видом демонстрируя неудовольствие. «Какой же мерзкий тип!» – негодовала она.

— Вы слишком много времени расходуете на ненависть и месть. У вас его нет.

— Я не обращалась к тебе за советом!

— Я их не раздаю. К чему полудохлой полукровке советы? – Она скрипнула зубами, а он договорил: – Старый прохвост выторговал её жизнь за цену, которую она сама бы ни за что не заплатила. За тебя, полукровка, никто ничего не предлагает. Ты пуста.

Она со злостью стукнула его кулаком по плечу. Раз, другой – пока он не перехватил, не отпихнул её с такой лёгкостью, с какой запустил бы детский мяч, и принцесса, кувыркнувшись, не столкнулась затылком с корнем.

«Жалкая».

«Слабая».

«Смертная».

«Поднимайся!».

«Переруби ему костяшки! Выдерни крылышки!».

«Он нас обидел?.. Он над нами смеётся…».

«Убей его… Сожги».

«Пусть дрожит…».

«Ты и мы – целое…».

Сердце ухнуло, потяжелело. Его пронзила ужасная, оглушающая боль, и Эйвилин с содроганием свернулась калачиком. Из груди вырвался то ли стон, то ли хрип. В ушах зазвенело от знакомого визга.

Девушка с трудом приподняла веки. Возле неё на боку лежало треснувшее надвое зеркало. Половина отражения улыбнулась ей.

«Ты и я – одно и тоже».

Издалека зазвучала мамина колыбельная.

Эйвилин открыла глаза. Над ней возвышался демон.

— Люди вечно усложняют.

Мужчина дотронулся до неё, намереваясь поднять, но сразу отпрянул. Тень рассекла пространство перед ним. Из пореза на подбородке выступила кровь. Непроницаемое выражение разбилось об удивление. Он дотронулся до раны. Сломанный веер, которым он прикрылся, валялся у подола. Изображения на нём замерли и растворились, как брошенный в воду рисунок.

Заулыбавшись, девушка медленно встала. Тени любовно льнули к ней, и чужеродная неприязненная тьма Немира не трогала их, не прогоняла. Она трусливо спряталась за спиной Хранителя.

Он не спешил нападать, будто в размышления погрузился.

— Надо же… Полукровка с душой Демона Лиса. Любопытно.

Эйвилин приложила палец к губам. Захихикала.

— Не рассказывай ей. Пусть будет нашим с тобой секретом. До смерти.

Подхватив веер, он взмахнул им, разгоняя набросившуюся на него темноту.

Девушка исчезла. Меж корней валялся осколок зеркала.

Тихо плачет вечер,

И грустит луна.

Гаснут в замке свечи –

Комната темна.

Спи, моя малютка,

Снов не наблюдай,

Каждую минутку

Рушься… исчезай.

Смерть – твоё рожденье.

Ты её прими.

Станешь излеченьем

Мира от чумы…

Сквозь сон Эйвилин ощутила ласковое поглаживание по волосам. Она всхлипнула. Неподъёмное тело не подчинялось. Откуда-то – наверное, через окно – в помещение лился свет.

— Мама… – голос сорвался. Во рту было сухо.

На лоб лёг нежный поцелуй.

— Я с тобой, моя девочка. Я больше тебя не покину.

***

Красная комната редко принимала гостей. Она пряталась на нижнем этаже за чередой поворотов и переходов; дверь практически сливалась со стеной – от любопытных её загораживала занавесь из флюменов, осенних роз. Проститутки её сторонились: их пугало восточное крыло, наряженное в бордовое, коралловое, алое, с развешенными в коридорах портретами, которые по слухам выли по ночам, с дурманящим ароматом магии, пропитавшем лестницы, обои, мебель. При том среди них бродила другая байка: девушки, приглашённые в Красную комнату, зарабатывали огромные деньги, хотя и не помнили, с кем провели вечер.

Сегодня в ней собрались трое. Они говорили негромко – не из опасения быть разоблачёнными. Их вынуждала привычка, приобретённая за годы тайных собраний.

В камине затрещало. Из него вырвался сноп искр.

Мужчина хмыкнул. Старая имперская монетка, которую он прокатывал между пальцами на протяжении разговора, оказалась прижата к столу.