Как рушатся замки (СИ)

От нетерпения она сцепила пальцы в замок. Теперь издевательства рвались из Эйвилин. Кто из них, позвольте разузнать, «комок нервов»? Для арканиста – творца чар – разобраться с заклинаниями на ошейнике, по их же уверениям, поручение нехитрое. Закаченная сцена с контрактами, клятвами и препирательствами под соусом из обид воспринималась ей никчёмным фарсом ради фарса. С образом Сонхи вязалась.

Из дружеских побуждений – по крайности, из стыда за содеянное с памятью девушки! – он мог избавить Лис от «неприятности» при их обозначении в дверях повозки, чего не сделал. Долговые расписки милее альтруизма.

— Госпожа Эйвилин, будьте любезны переместиться на диван. Он за шторой.

— Я предпочту не выпускать из поля зрения людей, которым не доверяю.

— О доверии следовало позаботиться до побега, – обнажил он ряды острых зубов. – Принимаете Вы или нет, мы делим с Вами лодку. Будьте любезны, – настоял повадно, – пойдите отсюда.

— Кем вы себя возомнили?! – прорычала Эйвилин, окончательно расставшись с самообладанием. – Смеете указывать принцессе?! Смеете грубить?! Я не собираюсь позволять всякому сброду помыкать мной по его усмотрению.

И всё-таки, несмотря на душивший гнев, она отчётливо осознавала, что не имеет на него права. О, да, она умела проявлять твёрдость и непреклонность, но сейчас… Сейчас правота колдуна не требовала доказательств. Девушка вывела аналогичные заключения до подписания контракта – глупо противоречить и себе самой. Тем более, для них – людей низвергнутого мира – её мнение не значимее писка мыши.

Понимание превратности, что неудивительно, вспышки не умалило. Оно подливало масла: её бессовестно дурили, вкушая принудительное смирение.

— Я – принцесса! – повторила она с оттенком отчаяния, от которого стало тошно. – Не злоупотребляйте моей благодарностью.

— Я Вас умоляю, маленькая госпожа, забудьте о Вашем несуществующем положении. За отсутствием легитимности оно – фикция. Титул, попрошу принять во внимание, официально упразднён, народ Вас не признаёт, законы называют «диссидентом». Не испытывайте меня на прочность. Я добрый хозяин, пока мои гости соблюдают мои правила.

— Мне наплевать, кем меня считает сборище убийц и предателей, – вскинулась она. Голос повышать прекратила, перейдя на дребезжащее шептание. – Я по-прежнему Эйвилин Арвель, дочь императора Адоэля Арвеля. Проявите должное уважение к моим предпочтениям!

Беззастенчиво хохотнув над тирадой, Лис разорвала платье от лифа до талии. Ткань разошлась с характерным треском, упала с измазанных кровью и грязью плеч. На поясе толщина шва не поддавалась – от натуги у магиструма взбугрились мышцы. Она рванула за края посильнее.

Ошеломлённая её поступком Эйвилин шумно сглотнула и вперилась в профиль Сонхи. Он мягко, как унюхавший лакомство кот, обогнул приятельницу по кругу. Рукав халата повёл над подсвечником, затушив огарок свечи. За ним, повинуясь негласной воле колдуна, погасли фонари – и кабинет захлебнулся в глухой черни.

— Не проявляя уважения, не просите о нём, – сахарное щебетание растеклось перед ней, чуть ли не губы в губы.

В хмельном раже, не видя ни зги, девушка отпихнула от себя наглеца. Под смешок сориентировалась в стёртой теменью обстановке, чтобы задавить гордыню и спрятаться, завернувшись в плед, за диваном. Её опалило унижение: почему, почему она не раскусила их замысел! Не выдворяли ведь, чаем угощали, присыпая жажду лукавством! «Формальности разрешены!» – ликовал арканист, и за его торжеством Эйвилин по ошибке распознала ехидство. Дружбу Лис с Сонхи вообразить было затруднительно; секс без обязательств, приправленный официальными взаимодействиями, – шутя. Не устояли перед влечением – с кем не приключится.

От обиды – от омерзения – бросало в жар. Она сдвинула штору, малость не выдернув с гвоздиков, запуталась в ней и, распалившись, развернулась на каблуках к невыносимой парочке. Бархат обмотал стопы, она пошатнулась.

Арканист цыкнул.

— День порчи моего имущества, а?

Реплику от Эйвилин – разгромную – упредил донёсшийся откуда-то звук удара. За ним – кряхтение.

— Развлёкся? Свет где, позёр? Не наугад же перевязывать.

— С тобой не забалуешь.

От вышивки на наряде Сонхи отделилась бабочка. Лимонные крылья сияли, но неравномерно: они пульсировали в такт взмахам.

— Брысь! Я тебя не для эстетики вызывал, – прогнал её с носа творец. Насекомое вспорхнуло, перекочевав на лампу. – Правильно. Нечего бездельничать.

От его фаланги до тельца бабочки повисла мерцающая нить.

— Позёр, – пробубнила Лис.

— Что плохого в фокусе? Порадую нашу маленькую госпожу, – сообщили ей.

По мере включения фонарей крылышки блекли. Создание – плод волшебства – обессиленно приземлилось на костяшку Эйвилин, заперебирало лапками, щекоча, и рассыпалось искрящейся пылью.

— Спасибо, не впечатлило, – объявила она.

— А я под впечатлением, – почесал подбородок арканист. Нить тоже исчезала, будто подожжённый фитиль.

Лис плюхнулась в кресло, затолкав тряпьё в угол. Обнажённая, сплошь и поперёк изрезанная шрамами, в ошейнике, она царапала корочку на ране.