Как рушится надежда

Между нами, на лавочку втиснулся еще один персонаж. Молчание казалось чем-то столь существенным и тяжелым, что можно было дотронутся до него рукой. Если бы молчание было осязаемо, то явно бы имело нахальный вид.

– Антон, послушайте меня пожалуйста очень внимательно. Это больше не может продолжаться – единственное, с чем я не посмел поспорить за сегодняшний день. Наглядным образом прорисовывается прогресс – Мне очень жаль, что придется вам это сказать, так ведь и другого выхода вы мне не оставили…

Как обычно бывает в минуты сильного напряжения, мысли о самом плачевном варианте событий поражает воображение. Слова Альберта повлекли за собой холод по всему организму. Что-то случилось с Евой. Я не мог усидеть на месте. Все тело как будто бродило изнутри. Единственное, что неумолимо оставалось неподвижным, так это глаза. Я впился, как жадный вампир после долголетней голодовки, в лицо Альберта. Его мышцы напряглись, как в последнем прыжке загнанной жертвы. У доктора был лишь один верный шаг, ослабляющий хищника, и он сделал его.

– Евы больше с нами нет…

– Вы убили ее – сдавленное горло выдавило глухой стон.

– Нет, Антон, нет! Точнее ее вообще никогда не было!

– Вы убийцы – ненависть способствовало резкому возврату силы в трехкратном размере. Выстрелом в голову меня сразила ненависть к моему окружению.

Я больше не хотел его слушать, я знал, что после признания польются оправдания.

– Антон, послушайте! Вы больны! Евы не было, это плод вашего воображения!

– Вы убили ее! – вот он, пронзительный крик срывающейся истерики. Я жаждал мести!

– Будьте разумным человеком, вам необходимо принять эту правду!

– Нет! Вы убили Еву! Да как вы могли?! – я привстал со скамьи. Глаз за глаз. Смерть за смерть.

– Постойте! Вам будет только хуже. Вам следует как можно быстрее это принять. Ева неживой человек, вы никогда не встречались. Этого просто не могло быть.

Разве я мог слушать этого забитого жалкого человека? Это его никогда не было. Он ненастоящий человек, раз так боится жить. Я был глух! Желание раскромсать ему череп, лишь бы он заткнулся со своей «правдой» все больше овладевало мной. Мои кулаки были сжаты настолько сильно, что костяшки приняли бледно-белый цвет. Но мы были не одни. Как только я попытался ударить Альберта на меня накинулись амбалы в белом и скрутили. Уроды, вам тоже достанется! Как только мое тело подняли с земли, доктор подбежал ко мне и обняв за шею прижал к себе. Я попытался укусить его за плечо. Я вцепился в плечо, вонзив единственное оружие возмездия, которым мог орудовать, но кроме сжатого писка не последовало никакой реакции.

– Выслушайте внимательно, Антон, это вам должно помочь! – он говорил очень быстро, так как боль, которую я передал ему через укус уже охватила его сознание – Ева не могла с вами бежать, она не могла даже быть вашей соседкой, посмотрите сами! Откройте же наконец-то глаза, пожалуйста – нота жалости не к самому себе, а к моему положению в последнем предложении, задело какую-то струну внутри меня. Наверное, стоило бы свою злобу направить на другого, кто, действительно, виноват. Мой поступок был слишком опрометчивым.

Почему я так быстро отошел от состояния свирепого мстителя? Альберт сказал мне посмотреть в сторону дуба, а значит могу увидеть что-то, что направленно на колебание моей веры. Я боялся.

Я разжал челюсти, а слезы не прекращали литься из моих глаз. Я взглянул на Альберта, и он тоже рыдал. Доктор держал мое лицо руками, поджал губы и кивнул в знак готовности, но я этого не хотел. Он повернул мое лицо в сторону дуба, на который я постоянно смотрел с этой самой лавочки. Мой самый дорогой друг, оказавший помощь в ту счастливую дождливую ночь, но так горячо расплатившийся за это. Тот самый великан, чьи ветки прикрывали угловую сторону Г-образного здания, и в особенности мою палату, он был спилен чуть ли не под основание. Столько лет его листья радовались первым теплым лучикам весны, пока какой-то самовлюбленный прямоходящий мешок с помоями не решил уничтожить целую историю. Когда я поднял глаза выше жалкого пенька, мое сердце начало издевательски избивать грудную клетку. Мое нутро в буквальном смысле за доли секунды нагрелось до температуры плавления. Пожар, разгоревшийся внутри, потушить не удастся даже ночным запойным ревом. Я впервые увидел свою палату снаружи. Угловая комната, стена которой являлась торцевой. Они уничтожили все, что могло, хоть как-то связать с Евой.

– Не-е-ет! Как вы могли? – последняя попытка Альберта втянуть меня в свою игру провалилась с истеричными возгласами на всю территорию больницы и даже далеко за ее пределами – вам не победить ее! Все это сделано специально! Предатель!

Я плюнул на врача и попал прям рядом с окровавленным слепком моей челюсти. Альберт лишь на секунду закрыл глаза, пытаясь сдержать слезы, но их напор был слишком сильным. Я плакал от отчаяния, а он от сожаления.

Заточение