Как слышно

– Да. Спасибо, мне хватит. Думаю, что делать, чтобы к ней скататься. Границы для туристов почти везде в Шенгене закрыты. Через Грецию добираться далеко и дорого…

– А ты уверен, что тебе нужно скататься? – спросила мама.

– Уверен.

– Сейчас подъем короны снова. – Она отрезала столовым ножом кусок мякоти и стала жевать. – Ничего не откроют. Только Венгрию для привитых, в которые ты пока даже по возрасту не годишься. А в Германию нужна либо родственная, либо другая серьезная виза. Как ты собираешься ее получить?

Глеб ткнул куриное бедро вилкой. От одного запаха пряной еды подташнивало.

– Вообще… я хотел спросить, может, ты знаешь какой-то способ.

– Вообще, – передразнила мама, – тебе не кажется, что ты многого хочешь? Может, погулял и хватит?

– Я обещал, – сказал Глеб. – А учебу я и не бросал. У меня все профильные – пятерки. Даже по немецкому годовая пять вышла, хоть и четверка за экзамен.

– М-да… – Мама перестала жевать и развернулась к окну, словно увидела там подтверждение своим мыслям. – Все плохо, да?

Глеб молчал. За окном просигналила скорая. Он прислушался, как если бы по звуку можно было определить, насколько серьезно состояние больного, к которому едут.

– Знаешь… – мама покосилась на нетронутую тарелку Глеба, – с Германией у меня связей нет. Но я могу попробовать достать тебе годовую мультивизу в Бельгию, один мой приятель работает в нашем бельгийском дипкорпусе. Бельгия рядом с Германией. Из Брюсселя доберешься на поезде, там, по сути, и границы-то нет. Но ты должен понимать, что билеты, гостиница… немаленькие деньги сейчас.

– Я могу пожить у Ани, она сказала. На неделю всего.

– И на неделю тебе нужны сбережения! Тысяча евро – сто процентов. Мало ли что случится. Иначе не отпущу. Плюс расходы на дорогу и жилье. Вот считай, сколько выйдет в рублях.

– Сто тысяч? – вполголоса спросил Глеб, наблюдая, как мама начинает сердиться. Такое бывало не очень часто, но в ее недовольстве Глеб всегда видел скрытую судорогу, жуткую настолько, что она передавалась ему. Будто от мамы к нему шел невидимый провод или катетер.

– Сто пятьдесят минимум. Раз ты уже взрослый, раз имеешь право на взрослую любовь и поездки черт знает куда, ты должен их заработать сам. Докажи мне, что ты достаточно ответственный парень, чтобы я отпустила тебя в другую страну.

– Угу… понимаю. Я уже начал копить.

– Копить! – Мама нервно рассмеялась. – Сто процентов не накопишь. Дело не в том, что мне жалко. У меня, конечно, есть тысяча евро. Просто я не хочу, чтобы ты превратился в мажорного увальня. Я видела таких. И в админке у себя видела по блату устроенных. Тебе нужно потрудиться, если хочешь сдержать свое обещание.

Собравшись было притронуться к еде, Глеб с вилкой и ножом в руках застыл над тарелкой.

– Но я же несовершеннолетний, я не знаю…

– А надо узнать! – перебила мама и ударила звонко ладонью по столу. Она хотела добавить, что тоже раньше ничего не знала, что работала и продавщицей в магазине косметики, и секретаршей, но осеклась на полуслове, когда заметила, что из руки у Глеба идет кровь.

От маминого удара по столу Глеб вздрогнул, его рука с вилкой дернулась – зубчики уперлись в ладонь, державшую нож. Врезались на мгновение в тыльную сторону, чуть ниже костяшек. Не задержались, но оставили четыре короткие красные черточки. Четыре маленькие течи.

– Извини. Сейчас, – сказала мама и потянулась к шкафчику за аптечкой.

Боли Глеб не чувствовал, только в первую секунду неуклюжего самопореза было подобие комариного укуса. Из ранок медленно сочилось. Похоже, вилка задела капилляры.

– М-да. Что ж ты такой робкий у меня. – Мама шуршала лекарствами в пакете. – Чуть что, шарахаешься.

– Да ерунда, – бодрился Глеб в пику замечанию. – Я правильно понял, ты обещаешь мне бельгийскую визу, но конкретно все деньги на поездку я должен заработать сам?

– И устраивайся сам. Тепличного местечка от меня не жди. Видела я таких по блату устроенных. Жалкое зрелище. Давай по-честному делать. Не получится – не беда, помни, потом все равно найдешь новую любовь. А если устроишься куда, нам с отцом надо будет подписать согласие на выезд.

Глеб вытянул руку над столом, и мама облила его ранки йодом, отчего те заныли назойливым жжением. Перед мамой Глеб временами терялся. Бывало, он, как и теперь, пытался увидеть ее со стороны, представить, что она не его мама, но ничего не получалось. Что-то в ней постоянно ускользало, пряталось, и в итоге она была просто мамой, и все.

– Не думай, что я зла на тебя, – сказала она. – Конечно, мне не нравится, что ты влюбился в дочку двух беглых коммерсов. Но романтика есть романтика, и я лояльна, пока ты сам не одурел, как твой папаша.

Мама раздербанила бинт в ленту и принялась накручивать на Глебову ладонь, залихватски, словно фейсер у клуба, спьяну одаривающий посетителя трехслойным входным браслетом.