Однако это слово переписчик только что употребил, причем дважды: «
На глазах у Аксиньи брат отцепил от брички барок, ногами поднял спящего отца, что-то коротко спросил у него и ударил окованным барком старика в переносицу
» (ТД: 1, VII, 41).
С. 51–52.
«
– В проулок, третий курень налево, – указал Иван Семенович. Григорий дернул вожжину и бричка оборвав железный рассказ на полуслове, стала у крашеных, в мелЬкой резьбе, до счатых воротАХ
».
По изданию: «
Коршуновский просторный курень. Дощатый забор. Григорий дернул вожжи, и бричка, оборвав железный рассказ на полуслове, стала у крашеных, в мелкой резьбе, ворот
» (ТД: 1, XV, 72).
Надо: «железный раскат», поскольку говорится о том, что колеса на железном ходу и гремят так, что не слышно лая провожающих бричку собак, а «полуслово» – это незаконченная реплика отца Григория (в рукописи она вычеркнута синим карандашом).
Перед нами не описка, с неверное осмысление копируемого текста.
С. 52.
«
– Гостям завсегда ради
». (Вместо «рады».)
С. 54.
(Григорий увидел Настю/Наталью): «
Под черной стоячей пылью коклюшкового шарфа смелые серые глаза
…» Так и в издании (ТД: 1, XV, 74). Возможные варианты: «
Под черным стоячим полем
...»; «
Под черной стоячей полой
...».
С. 54.
«–
К пребудуЮщему воскресенью наДбегем
». По изданию: «–
К пребудущему воскресенью набегем
» (1, XV, 75).
С. 54.
«
Плетни. Огороды. Желтая марь засматривающих на солнце подсолнечников…
». Видимо, в протографе имелось в виду «засматривающихся», однако «ся» куда-то потерялось. Редакторы попытались исправить, но вышло все равно не по-русски: В издании: «
Плетни. Огороды. Желтая марь засматривающих солнцу в глаза подсолнухов…
» (1, XVI, 79).
С. 63.
«
Пантелей Прокофьевич понимал это, боялся отказа, не хотел кланяться своенравному Коршуну; но Ильинишна точила его, как ржаво железо
…». По изданию: «
Пантелей Прокофьевич понимал это, боялся отказа, не хотел кланяться своенравному Коршунову; но Ильинична точила его, как ржавь железо
…» (ТД: 1, XVIII, 86).
С. 68
. «
не забивайтесь
». По изданию: «
Глупая ты, Наташка. Откажись! Я зараз заседлаю коня и поеду скажу: мол, не заявляйтесь боле
...» (ТД: 1, XIX, 93). То есть даже в речи мерзавца Митьки Коршунова в протографе не было блатной фени (типа «забить стрелку»…).
С. 69.
«…
жалился дед Гришака Наталье – любимой внуке
» В издании «внучке» (1, XIX, 94). Внука (внучка) – подлинный диалектизм. Но когда редакторы сочли это за описку, отстоять его Шолохов или не смог (или не захотел).
С. 81.
«…
тьфу, господи, ды
<исправлено из «да»>
и глупа
!..»
По изданию: «…
тьфу, господи, да и глупая
!..» (ТД: 1, XXIII, 106).
Было, видимо: «…
тьфу, господи, дык и глупа
!..»
Сравним: «–
Дык что ж, моя чадунюшка, хучь оно и лето, а кровь, как земля в глубе, холодная
» (ТД: 1, XIX, 94).
С. 83.
«
Я может стерлядь ем… И буду есть, она жир
<пробел шириной в две буквы –
А. Ч
.>
ная
!» (Так и на шестой странице «черновиков» третьей части: «
Следователь остановился, поджидая отставш
<пробел –
А. Ч
.>
его офицера
»).