Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне»

С. 4 (низ): дважды Иван Андреевич, но отчество зачеркнуто и теми же чернилами исправлено на «Семенович». С. 6: Иван Андреевич – исправлено теми же чернилами на «Семенович»; Иван Семенович. С. 7: Дважды Иван Семенович. С. 8: Дважды Иван Семенович. С. 29: дважды Иван Семенович. С. 30: пять раз Иван Семенович. С. 31: Иван Семенович. С. 32: дважды Иван Семенович. С. 33: пять раз Иван Семенович. С. 34: шесть раз Иван Семенович. С. 35: четырежды Иван Семенович. С. 50: Иван Семенович. С. 51: «Семеныч» и трижды Иван Семенович. С. 52: пять раз Иван Семенович. С. 53: четырежды Иван Семенович. С. 54: четырежды Иван Семенович. С. 60: дважды Иван Семенович.

С. 61 (после 28/XI): Пантелей.

С. 62: дважды Иван Семенович; с. 63: Иван Семенович шесть раз. С. 65: дважды Иван Семенович. С. 66: пять раз Иван Семенович. С. 67: дважды Иван Семенович.

С. 69: «односум Прокофья Мелехова» (дед Гришака). С. 70. «покойный Прокофий». С. 73: Пантелей Прокофьевич. С. 77. Пантелей Прокофьевич. С. 81: дважды: «Пантелей Григорьевич» (описка, надо: Прокофьевич). С. 83: Пантелей Прокофьевич.

Итак, смена имени Пантелей Прокофьевич/Иван Семенович происходит пять раз (если расставить листы рукописи по шолоховской хронологии). Последовательность этой смены (по эпизодам, пластами) показывает, что перед нами не случайность и не путаница забывчивого автора, а механический свод разных редакций протографа.

Мирон Григорьевич Коршунов.

С. 52: Игнат Федорович. С. 54: Игнат Федорович (на тех же страницах с Иваном Семеновичем)

С. 64: дважды Федор Игнатьевич (здесь же Иван Семенович).

С. 69: здесь дед Гришака назван односумом Прокофия Мелехова. Доживает у сына. Но тогда почему на с. 64 Федор Игнатьевич, а не Григорьевич? Описка?

С. 76: Федор Григорьевич

С. 80, 81, 83: Мирон Григорьевич (здесь же на с. 81 и 83 Пантелей Прокофьевич).

Ясно, что все это механически сведенные в один квазитекст варианты из разных черновых редакций протографа. И ясно, что автор – не Шолохов, поскольку с авторской пагинацией (датами), аккуратно, буквально по дням проставленной на полях в первой половине этой тетрадки, вся эта чересполосица никак не связана. Значит, даты даны исключительно ради оправдания подлога, спешно изготовленного для рапповской комиссии по плагиату. Использованы были вперемежку и разные черновые редакции, и беловые варианты протографа. В начальном черновом варианте читалось «Анисья» или «А.», в более поздних «Аксинья» и также «А.». (В рукописях Крюков именно так, до одной буквы сокращал имена своих героев [15] .) Но имитатор этого не понял.

Мартын Шумилин (дважды Шумилин МартЫн – 3/5);) в печатном тексте превратится в МартИна. В нормальном русском (а не западноевропейском) варианте это имя встречаем так и в других «черновых» вариантах, см., к примеру, на с. 25 рукописей второй части; так и на с. 8 «перебеленной рукописи 1927 года», и на с. 8 «беловой рукописи». Это говорит о том, что машинописная перепечатка для журнального набора (или, возможно, сам набор) производилась не с дошедшего до нас шолоховского, а с какого-то иного текста. Впрочем, в «черновиках» четвертой части: « Шумилин Мартиин » (4/19) и трижды « Мартин » (4/31); « Мартин Шамиль » (4/102).

С. 24.  « Ай заблудила ?», но ниже: « Ай заблудилась ?»

В издании дважды: « заблудилась » (ТД: 1, IV, 35).

С. 30.  «Горбатый нос его блистал, как свежее (так! – А.Ч. ) лакированный...» В издании: « Горбатый нос его блистал, как свежелакированный ...» (ТД: 1, IX, 50). Но в рукописи в «свеже» буква «ж» написана поверх «т», то есть было «как свете лакированный» (детская ошибка, типа «спинжак» и «гладиволосы»).

С. 33.  «…а она гордо и высоко несла свою счастливую, нА срамную голову».

С. 34.  Аксинья Мелехову-отцу: «…не пенься, как крех». (В издании нет.)

Крех  – некастрированный кабан (донск.). То ли этот диалектизм был для редакторов непонятным, то ли показался слишком грубым.

С. 34. « выкрикОвала ».

С. 34. Старик Мелехов говорит Аксинье: « Я Степану твоему пропишу. В Черкасский ». Имеется в виду, что Степан Астахов находится в Черкасском на военных сборах. Впрочем, в издании слов «В Черкасский» нет. Зато о том, что сборы происходят под Черкасским, в печатном тексте говорит сестра братьев Мелеховых Дуняша: « Вы, батя, свое дело управляйте, а я братушке так уложу, что до Черкасского не ворохнется » (1, III, 25). Но на с. 38 рукописи читаем: « До хутора Сетракова, где <был> лагерный сбор, было верст 60 ». А в печатном тексте: « До хутора Сетракова – места лагерного сбора – шестьдесят верст » (1, V, 36), тот же хутор назван и ниже (1, XI, 56).