Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне»

Евгений, сжав руку Аксиньи, гладил ее с ласковой властностью, говорил, играя низкими нотками голоса. Он перешел на шепот и, слыша, как Аксинья вся сотрясается в заглушенном плаче и плач переходит в рыдание, стал целовать ее мокрые от слез щеки, глаза...

ТД: 3, XXII, 386–387

Прямых самоцитат нет, но обе структуры строго параллельны и по подробностям, и по интонации.

Описание казачьего пенья:

 « В это время с улицы донеслись стройные и плавные   звуки   песни . Один голос  – густой  немного надтреснутый какой бывает у людей большую часть времени проводящих на открытом воздухе или у пьющих – вел ровную низкую ноту; другой – резкий и высокий , но гибкий грудной подголосок  – заливался красивыми  и причудливыми переливами, то удаляясь и замирая , то подымаясь и   звеня   на высочайшей ноте » ( Крюков . «Шульгинская расправа»).

« Сдержанно и серьезно гудели   басы , переплетаясь с яркими, нежно- грустными  струйками теноров , то уходящими ввысь , то широко и красиво   покрывающими  весь хор . Звуки  наполняли всю эту большую комнату, бились, и звенели , и пели  в ней, и, отраженные стенами, долго не умирали, проникая собой весь этот разгоряченный лампами, испорченный испарениями воздух. И казалось иногда, что они не двигались и застывали где-то в далекой высоте . Ною Николаевичу, когда он прислушивался к ним в полудреме усталости, представлялся знойный полдень с горячим сиянием солнца и с застывшим в воздухе звоном , жужжанием и пением невидимых певцов в высокой  траве, в цветах, в зеленых ветвях ...» ( Крюков . «Картинки из школьной жизни»).

« И когда, словно тихо качающаяся детская колыбель, подымались   далекие , плавные  волны песни , не сразу можно было угадать, что поют , но казались знакомыми голоса , и хотелось, не отрываясь, слушать тонкий подголосок , легкий женский голос , так красиво  жаловавшийся, так задушевно говоривший о безвестной, трогательно-нежной грусти . Порою отделялись гордо-спокойные, густые звуки мужских голосов , ровно плескались  над смутным гулом улицы и снова   падали в подымающиеся  волны хора » ( Крюков . «Зыбь»).

– « Ой, чер-ный во-рон... чер-ный во-о-рон...» – говорила песня , наполняя всю горницу тягучими звуками  и покрывая  громкий, одновременный говор подвыпивших казаков .

– «Ой, что-о ж ты вье-ешься на-э-до мно-о-й...» – спрашивали угрюмо басы.

– «Э-о-э-а-о... э-э-я-я-й-а-о...» – грустно   звенел подголосок , точно плакал о горечи одинокой смерти на чужой стороне » ( Крюков . «Станичники»).

« И традиционная песня  разлуки заплакала, полилась, потекла по улице, поднялась  над соломенными крышами хат и, колыхаясь, звеня плачущими , нежными   переливами  подголоска , полетела  умирать в голые рощи верб и тополей за станицу » ( Крюков . «Станичники»).

« Оркестр  мощно и плавно   начал  «Боже, царя храни » (ТД: 6, XI, 106).