Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне»

«…батюшка славный тихiй Донъ». Ф. Крюков. Булавинский бунт.

А вот какой цитатой заканчивается очерк Крюкова «Булавинский бунт»:

Чем-то наша славная земелюшка распахана?

Не сохами то славная земелюшка наша распахана, не плугами,

Распахана наша земелюшка лошадиными копытами,

А засеяна славная земелюшка казацкими головами.

Чем-то наш батюшка славный тихий Дон украшен?

Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами.

Чем-то наш батюшка славный тихий Дон цветен?

Цветен наш батюшка славный тихий Дон сиротами.

Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена?

Наполнена волна в тихом Дону отцовскими-материными слезами.

Но это (замечено не мной) – эпиграф к первой части «Тихого Дона»:

Не сохами-то славная землюшка наша распахана...

Распахана наша землюшка лошадиными копытами,

А засеяна славная землюшка казацкими головами,

Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,

Цветен наш батюшка тихий Дон сиротами,

Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами.

О рыбалке:

 «– Ловится рыбка-то? – спросил Ефрем.

– Да разно... Глядя по погоде, – отвечал есаул: – под ущерб месяца   так вовсе плохо идет » (Крюков. «Шульгинская расправа»).

 «– Не будет дела… Месяц на ущербе » (ТД: 1/6).

Описание убийства:

Кондратий Булавин убивает князя Долгорукого:

Григорий Мелехов убивает австрийца:

«– Ах, ты... – хрипя и падая, произносит последнее ругательство князь и бьется на полу,   судорожно царапая руками »  (Крюков. «Шульгинская расправа»).

« Удар настолько был силен, что пика, пронизав вскочившего на ноги австрийца, до половины древка вошла в него. Григорий не успел, нанеся удар, выдернуть ее и, под тяжестью оседавшего тела, ронял, чувствуя на ней трепет и судороги , видя, как австриец, весь переломившись назад (виднелся лишь острый небритый клин подбородка), перебирает, царапает скрюченными пальцами  древко » (ТД: 3, V, 274).

«– Эх, жирный черт этот немец   разъелся !» ( Крюков . «Шульгинская расправа»).

«– Разъелся  на казенных харчах, нажрал калкан, ишь! Вставай, ляда, иди немцев  карауль! » (ТД: 3, VIII, 292).

« Казаки зарыли убитых и начали гулять » ( Крюков . «Шульгинская расправа»).

« По приказу Григория, сто сорок семь порубленных красноармейцев жители Каргинской и Архиповки крючьями и баграми стащили в одну яму, мелко зарыли возле Забурунного » (ТД: 6, XLI, 269).

И тут же:

«– Гулять хочу! — рычал Ермаков и все норовил попробовать шашкой крепость оконных рам » (ТД: 6, XLI, 272).

В осхищение первобытностью  казачьего мира и одновременно отвращение перед его дикостью объединяет ранние произведения Крюкова и «Тихий Дон»:

« Темный старичок, первобытный … » ( Крюков.  «Шквал») .