Как стереотипы заставляют мозг тупеть

Когда Тед Макдугал, белокожий студент престижного университета, пришел на первую встречу своей группы по афроамериканской политологии, он понял, что считает. В группе было сорок пять студентов: еще один, кроме него, белый, несколько азиатов, а все остальные оказались чернокожими. Тед мало знал об афроамериканской истории. Он записался в группу, чтобы расширить свой кругозор. Но, заняв свое место, он почувствовал, что над его головой, как в комиксе, повисло странное белое облако: что этот белый студент делает в группе по афроамериканской политологии?

Занятие началось с истории. Оно концентрировалось на роли насилия в поддержании политического господства белых на юге США после Гражданской войны. В презентацию добавили фотографии порки людей. Профессор подталкивал студентов к тому, чтобы они почувствовали себя на месте людей, переживших трагедию. Обсуждение оживилось. Тед заметил, что чернокожие студенты начали говорить: «мы». Он знал, что не входит в это понятие. Затем в обсуждении появился термин «белые люди»: «белые люди стараются избегать этой страницы истории, белые люди не ходят брать ответственность за свои преступления». Он почувствовал себя неуютно. Он сказал мне об этом несколько недель спустя, в ходе интервью в рамках исследования в кафе книжного магазина на территории университета: он часто беспокоился о том, чтобы проявить себя в учебе в этом университете. Но он знал, что на этой паре по афроамериканской политольгии он должен проявить себя иным образом: как хороший человек, как союзник дела, как не расистски настроенный человек белой расы.

В классе он чувствовал эту многозадачность. Он принимал участие в лекциях и обсуждениях, но он также беспокоился, что, возможно, его заявления, даже его мысли, подтвердили бы подозрение по его поводу. Он сдерживал свои комментарии на уровне «верхушки айсберга», пытаясь быть безобидным – например, говоря вслух в классе, что ему очень понравился лидер гражданских прав Байярд Растин, оставив при себе собственную неосведомленность о том, какую именно роль Рустин сыграл в движении за гражданские права. Он был слишком сдержан, чтобы искать ответы на свои вопросы. Он заметил то же самое в другом белокожем студенте в классе. В основном никто из них не говорил. К концу первого дня, когда профессор обошел комнату и попросил студентов назвать имена и факультет, он едва их выговорил. Он выжал из себя скорее «Хед», чем «Тед». Он весь вжался в стул.

К моменту нашего интервью проходившего в середине квартала, дела не стали намного лучше. Я спросил, мешает ли его напряжение обучению. Он сказал, что, по его мнению, очень мешает. Он описал, как читал главу классического «Черного Метрополиса» Сент-Клер Дрейка и Горация Кейтона в своей комнате. В главе проанализировано, как растущее население чернокожих повлияло на политику города Чикаго в середине двадцатого века. Тед сказал, что он не был уверен, что правильно понял материал. Возможно, на него влияли предрассудки. Возможно, его мышление было неосознанно заражено стереотипами или просто наивностью. Даже когда он был один в своей комнате в общежитии, его мысли был подавлены, беспокойны.

Тем не менее он считал курс положительным для чернокожих студентов. «Он дает им шанс показать, насколько они умны», – сказал Тед. В большинстве классов в его школе, черные были в меньшинстве, часто очень крошечном. На тех занятиях они могли чувствовать то, что он чувствовал во время курса. Частично поэтому он остался. Поменять положение – честная игра, но, вероятнее всего, он что-то увидел. Он смог увидеть, как обстановка повлияла на его сообразительность. Давление, которое он чувствовал, приводило его мысли к безопасной, безобидной, поверхностной верхушке айсберга. У него не было ни минуты естественного участия в материале курса. Еще он рассмотрел, что черные студенты, чей опыт и количество позволили им доминировать на паре по политологии, были раскованы, энергично вовлечены и склонны говорить впечатляющие вещи.

Наше интервью продолжалось некоторое время. Тед не ожидал, что этот курс так сильно на него влияет. Я объяснил ему свои идеи, над которыми студенты и я работали: как значение социальной идентичности, такой, как белый и черный цвет кожи, укоренилось в ситуационной идентификации. Я сказал, что, вероятно, поэтому он чувствовал свою белизну так сильно в своей группе: она сделала его меньшинством. Также в тему занятия были вынесены негативные стереотипы о белых как о расистах или расово невнимательных. Это поставило Теда под давление, объяснил ему я.