Поэтому мы начали изучать роль обстоятельств. Таким образом, мы дошли до идеи личной идентификации, конкретных обстоятельств, которые сопровождали личность человека в конкретных ситуациях. Она привела нас к следующей идее: то, что определяет, какую степень угрозы идентичности человек чувствует в обстановке, – это ключ к обстановке, который может сигнализировать об идентификациях, такой ключ, как в случае О’Коннор, было повышенное внимание к ее решениям по сравнению с решениями других судей и вопросы, которые ей задавали, руководствуясь гендерными стереотипами и так далее. Мы пришли к рабочей гипотезе о том, что заставляет чувствовать угрозу идентичности и что дает ей влияние: это более чем индивидуальные черты, сигналы личной идентификации в обстановке.
Пока мы думали об этом, у меня произошло событие, которое наглядно проиллюстрировало мне эту мысль. Я посетил стартап Силиконовой долины. Возрастные сигналы там были повсюду. Генеральному директору было двадцать шесть лет, а остальные сотрудники были моложе его. Велосипеды висели на крючках над рабочими кабинками сотрудников. Играла музыка, которую я никогда раньше не слышал. Я чувствовал себя старым. Я представлял, как бы я себя чувствовал, если бы работал там. Я представлял, что беспокоюсь о своих коллегах. Они могли не иметь общего предубеждения против пожилых людей, но в этой ситуации они бы увидели меня стереотипно – как «пожилого человека без компьютерной смекалки». Они могут встретить меня с покровительственно низкими ожиданиями или обесценивать мой вклад в рабочий процесс. Они могут рассматривать меня как малоинтересную личность или даже беспокоиться, что общение со мной будет стоить им статуса, и не садиться рядом со мной в кафетерии или на собраниях. Я мог бы беспокоиться обо всех этих идентификациях, даже если никто в фирме не сказал бы мне ни слова. Велосипеды, висящие над кабинками, или какая-то музыка этих сигналов вокруг было бы достаточно.
Данная идея стала нашим главным исследовательским вопросом: могут ли сигналы, часто невинно появляющиеся сигналы, которые, казались естественными, неизбежными ингредиентами ситуации, регулировать, как сильно человек ощущает угрозу идентичности?
Есть веские причины так думать. Если вы интегрируетесь в обстановку (как О’Коннор в Верховном Суде, как Тед на занятии по афроамериканской политологии) тогда бдительность к возможным личным идентификациям находится в центре внимания. И какая еще имеется релевантная информация кроме характеристики обстановки? Часто больше ничего нет. Это не самая простая задача. Любой конкретный сигнал может рассказать вам все, что вам нужно знать, или ничего вообще. Вы постоянно должны выискивать, используя иногда множественные сигналы, чтобы отыскать значение. Количество телефонных сообщений, которые получала Судья О’Коннор от репортеров после решения суда могло говорить ей о том, что ее роль в решении находится под особым вниманием – ее личная идентификация в суде. Или тенденция обращения адвоката к зрительному контакту только с судьями мужского пола могла говорить ей о том, что ее пол умаляет ее положение в зале суда – еще одна личная идентификация. Она не знала наверняка. Эти детали могли ни о чем не говорить. Но на каком-то уровне явно или неявно она, вероятно, перебирала их, пытаясь их понять и используя для этого ценные когнитивные ресурсы.
Мы пришли к простому рабочему правилу: если сигналы в обстановке, которая вызывает тревожность, накапливаются, чувство угрозы идентичности, скорее всего, появится. Но если такие сигналы редки в обстановке и / или доброжелательны, то чувство угрозы идентичности не возникает или идет на спад. Правила хороши, если они работают. В последующих главах, я надеюсь, что это правило пригодится, чтобы показать, как уменьшить угрозу идентичности, особенно в местах, где ее последствия вредны. Но пока, чтобы передать масштабы детективной работы, которая переходит в формулировку идентификаций, позвольте мне привести несколько примеров сигналов, о которых я говорю, и их несколько основных типов.