Как сторителлинг сделал нас людьми

Возбуждение нейронов в ответ на воображаемые стимулы укрепляет нейронные связи, позволяющие нам быстрее и лучше справляться с вопросами, возникающими в реальной жизни. С этой точки зрения можно сказать, что мы любим фантазировать не только вследствие эволюционного отбора, но и просто потому, что это здорово. Жизнь, в особенности социальное взаимодействие, чрезвычайно сложна, однако воображение позволяет нашему мозгу тренироваться и готовиться к наиболее трудным ситуациям. И как мы узнаем чуть дальше, эта важная работа не прекращается даже в ночное время.

4. Ночные истории

Свинье снится желудь, гусю – кукуруза.

Венгерская пословица. Приводится по «Введению в психоанализ» Зигмунда Фрейда

Я неподвижно лежу в постели – вспотевший и задыхающийся, – только мои глаза двигаются под опущенными веками.

Я иду по пустыне, держа за руку свою трехлетнюю дочь. Сгущаются сумерки. Под нашими ногами – потрескавшаяся иссохшая почва.

Я свешиваю ноги с обрыва, в долине у подножия которого идут спортивные соревнования. Стоит глубокая ночь. Атлеты освещены пламенем, его языки лижут стены ущелья подобно набегающим волнам. Я довольно улыбаюсь, глядя на происходящее, и, как мальчишка, беспечно болтаю ногами.

Моя дочь переносится в мир собственных фантазий. Она танцует на краю утеса, и ее юбочка и волосы развеваются на ветру. Я вижу, как она тихонько мурлычет себе под нос, быстро движется на кончиках пальцев, совершенно не опираясь на каблучки туфель; заметив все это и одобрительно улыбнувшись ей, я возвращаюсь к наблюдению за игрой.

Рис. 18. Она танцует на краю утеса…

Вдруг она падает. Я знаю, что должен ринуться за ней, но не могу пошевелиться.

Безграничное отчаяние, не похожее ни на что в моей жизни. Невыносимая и необъяснимая боль. Ее уносит безжалостная и непреклонная смерть, и я не в силах остановить ее.

Когда я просыпаюсь, моя дочь ускользает от смерти. Какое-то время я просто лежу, обдумывая увиденное. Неужели сбылось мое самое страстное и невозможное желание? Я лежу и воздаю пустоте жаркие молитвы неверующего.

Каждую ночь мы блуждаем по другому измерению. Во сне мы чувствуем ярость, печаль, радость, экстаз и желание. Мы бесчинствуем, страдаем; иногда испытываем оргазм; иногда летаем; иногда умираем. Наши тела бездействуют, но мозг без устали ставит новые представления на сцене сознания.

Писатель Джон Гарднер сравнивает художественный вымысел с «ярким и продолжительным сном»[109], но столь же справедливым было бы назвать и сон «ярким и продолжительным вымыслом». Ученые единодушно определяют сны как интенсивные «сенсомоторные галлюцинации с сюжетной структурой»[110]. По существу, сон – это ночная история: в фокусе внимания находится протагонист (обычно сам спящий), который пытается достигнуть желаемого. Описывая сны, исследователи используют самые базовые слова: сюжет, тема, персонаж, сцена, место действия, точка зрения, перспектива.

Ночные истории – это загадка. Оставался ли кто-нибудь равнодушным перед этим не знающим границ процессом творчества? Что значат сны, в которых мы оказываемся голыми в церкви, убиваем невинных людей или парим в небе? Что означает видение, в котором человек оказывается в ванной комнате и с ужасом наблюдает, как какой-то злой демон мастурбирует над корзиной для белья, а затем слышит стук в дверь и понимает, что над бельем скорчился не кто иной, как он сам? Кто, подобно мне после схватки со сном о пустыне, не удивлялся, почему мозг решает бодрствовать и истязать себя всю ночь напролет? Почему мы видим сны?

Тысячелетиями сны считались зашифрованными сообщениями из потустороннего мира, прочесть которые были способны только жрецы и шаманы. В XX веке фрейдисты торжественно провозгласили, что сон – это зашифрованное сообщение от бессознательного и разгадать его может только особое духовенство в лице психоаналитиков. Чтобы приблизиться к пониманию психоаналитической интерпретации снов, познакомьтесь с заметкой Фредерика Крюса[111], описывающего хрестоматийный пример из практики Фрейда – случай Сергея Панкеева, «Человека-Волка».