Как сторителлинг сделал нас людьми

Психолог Джером Брунер пишет, что «великое искусство губительно по своей натуре»[207]. Я не согласен с этим. Действительно, писатели (особенно в последнее столетие) часто испытывают нашу чувствительность – вот почему сжигалось и запрещалось столько книг. Однако большинство этих произведений по-прежнему содержит мораль: читая их, мы одобряем благодетель и испытываем отрицательные чувства по отношению к корыстным антагонистам. Как считали Лев Толстой и Джон Гарднер, искусство всегда глубоко нравственно[208]. Под роскошной внешней оболочкой искусства всегда скрывается проповедь.

Рис. 36. Египтянка рассказывает истории из «Тысячи и одной ночи». Стоит помнить, что до недавних пор особому риску подвергались как раз те писатели, которые оспаривали общественные ценности. Десятки тысяч лет до изобретения книгопечатания истории передавались только устно. Члены любого племени собирались вокруг рассказчиков и внимательно слушали их, но те из говоривших, кто подвергал сомнению испытанные временем традиции и стереотипы, сталкивались с непониманием и другими неприятными последствиями. В результате устные истории обычно отражают «в высшей степени традиционный образ мышления»[209]

Чарльз Бакстер написал талантливую книгу о писательском мастерстве, «Сжигая дома» (Burning Down the House), в которой оплакивает «смерть антагониста – любого антагониста»[210] в современной литературе; он определенно что-то знает. За последние сто лет литература сильно продвинулась в сторону двойственности морали. Это хорошо заметно на примере многих сериалов – например, «Агентов Щ.И.Т.», «Прослушки», «Декстера», «Во все тяжкие», «Клана Сопрано» или «Дэдвуда». Однако, по моему частному мнению, слухи о смерти антагонистов преувеличены. Посмотрите на сериальных злодеев: разве кто-то из них путается в этических нормах, которые я описываю, или пересматривает общественную мораль? В любом случае я более склонен согласиться с журналистом Стивеном Джонсоном, который считает, что наиболее популярные формы искусства (фильмы, телевидение, видеоигры и литература) все равно основываются на воспетой в стихах справедливости: «побеждают хорошие парни; они делают это благодаря тому, что ведут себя честно и играют по правилам»[211].

Если и вправду есть какая-то общепринятая мораль в историях и проявляется она во всех сюжетах, за исключением лишь нескольких отличающихся от нормы, то как она была выработана? Уильям Флеш считает, что это – отражение присущего человечеству от природы нравственного импульса[212]. Думаю, он прав, но также позволю себе уточнить, что она придает этому импульсу дополнительную мощность. Так же как сложная структура выявляет потенциально важную биологическую функцию историй (упражнение в преодолении трудностей), мораль ответственна за не менее важные их функции.

В серии статей[213] и готовящейся к публикации книге мы с Джозефом Кэрроллом, Джоном Джонсоном и Дэном Крюгером предполагаем, что истории способствуют групповой работе, поскольку имеют свойство заставлять человека вести себя согласно этическим нормам. Самые обычные истории – от телешоу до сказок – влияют на нас так же, как и священные мифы. Они постоянно порицают антисоциальное поведение и одобряют поведение правильное, согласующееся с законами общества. Ассоциируя себя с героями, мы понимаем, что те, кто больше похож на протагонистов, скорее получат такие же награды (любовь, социальное одобрение и прочие положительные вещи) и вряд ли окажутся теми, кого ждет участь отрицательных героев (смерть или падение в глазах общества).

Люди проживают большую часть своей жизни в выдуманных мирах; в них добро восхваляется и награждается, а зло порицается и наказывается. Эти правила не просто отражают нравственную составляющую человеческой психологии – они ее усиливают. В своей книге «Лаборатория морали» голландский ученый Емельян Хакемулдер приводит обзор десятков исследований, посвященных позитивному влиянию искусства на эмпатию и чувство справедливости читателей[214]. Когда дело доходит до морали, прав оказывается Шелли[215]: «Поэты – это непризнанные законодатели мира».

То, что привычная нам «поэтическая» справедливость лежит в основе любой фантазии, подтверждает детская ролевая игра. В своей книге «Сила игры. Естественное обучение» (The Power of Play: Learning What Comes Naturally) Дэвид Элкинд пишет, что детские игры всегда имеют четкое «моральное противопоставление – хорошие парни против плохих»[216]. Сценарии таких игр состоят из бесконечного столкновения добра и зла[217].