Как убивали Бандеру

– Хотите на готовенькое? Может, и его агентов на блюдечке с голубой каемочкой? По-видимому, это данные нашей японской резидентуры, ребяткам ведь тоже кушать хочется, тоже желают показать себя! – Журавлев высокомерно относился к внешней разведке, которая три раза отвергла его попытки поступить туда на службу. – Этот Токугава несколько раз бывал в Москве, образован, любознателен, из хорошей самурайской семьи, почитает императора. Несомненно, шпион. А знаете, как называли в Древней Руси шпионов? «Просок», «лазука»…

Журавлев окончил филологический с диссертацией о «Слове о полку Игореве», долго возглавлял студенческий клуб «Золотого теленка» и вообще, если бы не тройной одеколон, вполне сходил за московского интеллигента из тех, кто вечно трется в доме литераторов, надувается водкой со знаменитостями и до посинения читает собственные стихи.

– Так что вам с японской лазукой нужно установить личный контакт, естественно, с вашей университетской крыши, – завершил он.

Так все и завертелось. Но легко сказать – установить контакт, тем более с совершенно неизвестным лицом и без агентуры, которая у Булкина отсутствовала, если не считать агентом Галину, просвещавшую своего любовника информацией о жизни коллег, почерпнутой у мужа.

Токугава уже месяц обживал Хабаровск, который ему чрезвычайно понравился своей невыразительностью – в нем японец чувствовал себя Робинзоном Крузо, попавшим на необитаемый остров, будоражили кровь и пугливость граждан (перестройка только начиналась), и консерватизм непрерывно страховавшихся местных властей. Когда человек объездил весь мир, он неизбежно понимает, что главная радость живет не где-то рядом, а внутри его души. Зачем менять места? Зачем метаться? Что может быть прекраснее, чем прогулки по собственному неизведанному и непостижимому «я»? Ясуо посматривал из окна своей трехкомнатной квартиры на деревянные пейзажи внизу и читал про себя Такубоку.

Погребена под белыми снегами
Река Сорати,
Даже птиц не видно.
Лишь на глухом лесистом берегу
Какой-то человек стоит один.

Его гордостью была небольшая коллекция самурайских клинков, вывезенная из Японии, они тускло и загадочно поблескивали на стене, иногда, когда садилось солнце и в комнате медленно темнело, он зажигал камин, брал любимый клинок, изготовленный мастером Майошином, и долго смотрел, как отражалось пламя на его блестящей поверхности. Упархивали неприятные мысли, душа дремала, и полусмеженные глаза наблюдали, как на клинке пляшут и меняют друг друга странные тени, словно выпрыгнувшие из его нутра.

А Булкину между тем предстояло познакомиться с Ясуо, как говорили на оперативном канцелярите, провести комбинацию по установлению контакта с объектом агентурной разработки.

Легко сказать!

В секретном фонде управленческой библиотеки Булкин раздобыл пособие «О заведении связей», внимательно его проштудировал и нашел, что умные советы базируются больше на европейском и американском опыте и мало подходят для японцев.

Восхитительные комбинации разыгрывались у него в голове. Японец ходил в драматический театр, рафинируя русский язык. Купить место рядом в партере? Заговорить? Или встать в очередь в буфет прямо за ним и тоже заговорить? А вдруг сработает проклятое чувство иерархии и самурай сочтет оскорбительным для себя разговор с незнакомцем? Японец каждый день обедал в ресторане. Почему бы не подсесть, в конце концов, это обычная советская норма. Или тоньше: попросить официанта, разумеется агента УКГБ, посадить японца за столик к Булкину. А если он откажется и вдобавок еще запомнит физиономию Геннадия? Конечно, для такого рода комбинации хорош какой-нибудь затхлый гриб-профессоришка, но на обыкновенного знакомца полагаться было недопустимо, а агентуру ради этого дела светить не желали.

Ясуо регулярно ходил на каток (вживался в русскую зиму!), туда хаживал и Булкин, правда в основном в поисках верной жены (роман с Галиной неимоверно углубился и уже пугал непредсказуемыми последствиями), возможные супруги, словно стремительные чайки, носились по льду в белых модных шарфиках, повиливая точеными ягодицами, но последнего для души было мало, а распознать и интеллект, и характер в этой толчее не удавалось. Все разрешила счастливая случайность: маневрируя вокруг Ясуо, Геннадий споткнулся и пал прямо к ногам активной разработки, что выглядело комично и совершенно не предусматривалось никакими планами. Более того, если бы кто-нибудь из сослуживцев явился бы свидетелем этого происшествия, то оно неизбежно интерпретировалось бы резко отрицательно, ибо не укладывалось ни в какие рамки приличия или оперативной целесообразности.