Потом, как я уже говорил, Хрущёва остановили вовремя, а вот с Горбачёвым историю довели до абсурда. Мы вовремя заметили, что все эти предоставления Хрущёвым особых условий деятелям нетрадиционного, я бы сказал, антинародного мышления в ущерб развитию свобод большинства до хорошего не доведут. Чего стоило одно только выдвижение Солженицына на Ленинскую премию? И всё это исходило от Хрущёва, который руководствовался не интересами народа, а выгодами якобы обиженной вниманием на родине кучки интеллигентов, подзуживаемых и подкармливаемых Западом. Дошло до того, что даже газета «Правда» с подачи Хрущёва опубликовала всё это. И только через время, как бы оправдываясь, было напечатано, что сделано это как бы в порядке своеобразного предложения для обсуждения. А вначале ведь это выглядело как прямое указание, дескать, только так должно быть, потому что без ведома Хрущёва ничего в прессе не выходило, даже про волос, упавший с чьей бы то ни было головы. Однако всё это не означает, что мы должны были оставаться закрытыми. Мы обязательно должны были и занавес приоткрыть, и без лишнего контроля выезды за границу разрешить, если всё это, конечно, не в ущерб стране, в конкуренции с которой был тогда весь империалистический мир во главе с Америкой, претендовавшей на роль мирового жандарма, чего ей сейчас во многом и удалось добиться за счёт, прежде всего, легкомысленных односторонних уступок со стороны Горбачёва… Но всё-таки с Хрущёва всё началось! С Хрущёва!!! В итоге, многое в обществе стало пониматься так, словно всё дозволено, всё можно… даже если можно за счёт других, будто другие не люди!
— Когда Вы подготавливали снятие Хрущёва с должности, Вы как-то эту операцию называли, или она шла под каким-то там кодом? Как Вы к этому готовились, и как это было?
— Нет. Мы к этому не готовились. В аппарате КГБ вообще мало кто про это знал. Мы даже и не называли это операцией, а тем более никак её не именовали.
Мы в КГБ на этот счёт вообще нигде и никаких следов не хотели оставлять. Это делал Президиум ЦК. А мы были, как говорится, на подхвате. Мы были фактически теми, кто исполнял поручение политического руководства страны. Поэтому мы всё это не облекали в форму какой-то законченной операции…
— И всё-таки, раз не информировали Хрущёва, что для него готовится, выходит, заговор был?
— Ну, заговор был… но в таком смысле, что и любое самое плохое собрание тогда тоже заговор, раз оно заранее готовится и учитывается, кто как себя на нём поведёт.
— Когда Вы Хрущёва встретили в аэропорту Внуково и сказали, что его ждут в Кремле, Вы ехали с ним вместе в машине?
— Я никогда с Хрущёвым и вообще с первыми лицами государства в одной машине не ездил. И в тот день было так же. У меня всегда была своя машина.
— А Хрущёв в тот день один сел в свою машину?
— Нет. Они вдвоём с Микояном сели в его машину. Машина Микояна осталась пустой. Микоян был тогда Председателем Президиума Верховного Совета СССР, т.е. вторым человеком в государстве… За машиной Хрущёва пошла машина с охраной… человек пять там было. Дальше за ними поехал я, а за нами шла пустая машина Микояна… или нет? Наверное, в ней сидел Георгадзе — секретарь Президиума Верховного Совета СССР. Таким образом, Хрущёв и Микоян уехали вдвоём. Уже из машины я позвонил и сообщил, что еду… что едем в Кремль. И что они, возможно, будут обедать вместе с другими членами Президиума ЦК, если они ещё не пообедали. Когда же охрана Хрущёва начала заглядывать в мою машину (очень активно поворачивать голову), а у меня впереди оказался офицер из 9-го управления, потому что мне Брежнев посоветовал на эти дни взять себе охрану… Я взял офицера из 9-го управления. Ну они знали, что у меня никогда охраны не было, а тут вдруг их коллега из 9-го управления сидит впереди у меня. И они начали посматривать всё время с таким интересом большим… Я сказал водителю, чтобы он затормозил на обочину, подождал, пропустил их всех вперёд, чтобы не вызывать ни у кого никаких недоумённых вопросов. И вот после этого позвонил в Кремль и всё рассказал; доложил, что еду, так что будьте готовы. И поехал следом…
— Что было дальше, когда они приехали в Кремль?
— Не знаю, обедали они или не обедали, но в конце концов известно, что не то в час, не то в 2 часа дня они пошли на заседание Президиума ЦК. И заседание это, как не покажется странным, открывал Хрущёв. Но первым попросил слова Брежнев. И Брежнев начал своё выступление с критики и с анализа недостатков, допускаемых Хрущёвым. А за ним уже — Подгорный, и пошли все члены Президиума выступать. А выступали они по часу, по полтора. И так продолжалось до глубокой ночи. Когда же закончилось заседание, мне позвонил Брежнев и говорит: «Куда Он поедет?»
— Да куда угодно пусть едет, — сказал я. — Хочет на квартиру — на квартиру. Хочет на дачу — на дачу. Хочет в особняк. (А он жил ещё в то время в особняке на Ленинских горах. Там и Он жил, и Микоян…)
— Ка-а-ак — та-а-ак?