И вот, когда я сказал «Что Вы имеете в виду?», и он ответил «Пора!», я говорю ему: «Да нет, знаете, Леонид Ильич, ещё очень рано… только Пленум прошёл, надо, чтобы всё, как говорится, утихомирилось, успокоилось, а со мной решить вопрос Вы всегда успеете… Да я ещё и не готов. Куда мне на такие посты? Дайте мне ещё время получиться и показать себя. Зачем так сразу прыгать? Тем более, ещё одно не успел, как следует, освоить, а тут сразу другое… Давайте не будем спешить?»
— А это его, видно, ещё больше напугало?
— Ну да. Вы как исследователь судеб всемирно-известных людей не хуже меня это понимаете? Вы совершенно правы. Он, конечно, побаивался, что, если так легко справились с Хрущёвым, то с ним ещё проще будет! Говорят, «мавр сделал своё дело — и должен удалиться». Так и со мной получилось. Впрочем, это участь всех тайных советников у царей, императоров и вообще у руководящих лиц. Тайные советники очень много о них знают, и цари становятся как бы зависимыми от них. Поэтому от «советников» так хотят избавиться, и тем самым… развязать себе руки.
Вот почему Брежнев всех(!), в конечном счёте, отодвинул от себя, как можно дальше: бывшего передо мною Председателя КГБ Шелепина задвинул в ВЦСПС, а меня… так и вообще, можно сказать, сослал на 14 лет на Украину… в «почётном звании» зампредсовмина к Щербицкому. Всех(!) со счетов сбросил… вплоть до того, что и Месяцева из Комитета Радио и Телевидения отправил послом в Австралию. Короче, всех, кто работал со мною и с Шелепиным, убрал и разослал в разные стороны, чтобы ни при каких обстоятельствах не могли против него объединиться.
А всё начиналось с того, что на Президиуме (так тогда называлось Политбюро) он заявил, что хочет приблизить КГБ к ЦК. На что я возразил: «А мы что? Действуем как-то отдельно от партии?» И всё…
И тогда, чтобы всё-таки избавиться от меня, был найден повод: побег дочери Сталина Светланы в Индию…
Слухи, что, преследуя из-за отца, её довели до побега, — вымыслы! Никто её при Брежневе не преследовал. А то, что она не могла себе позволять того, что позволяла при Сталине… ну, это, как говорится, само собой разумеется. А вообще, она сдурила… была дурёха, неуравновешенная женщина. И этим, судя по всему, очень похожа на мать…
Спуталась с этим индусом. А индус этот — какой-то тяпа-растяпа и больной весь. Она жила в доме на Берсеневской набережной, в хорошей пятикомнатной квартире. И сын её, Иосиф, потом рассказывал, что, когда она поселила к себе этого индуса, все его снадобья наводили такой дурман, что мимо его комнаты невозможно было пройти. У индуса было двое детей, а она сошлась с ним где-то там в издательстве, в «Политиздате», на почве переводов с английского. Он же был каким-то там родственником Сингха, министра иностранных дел Индии. И когда этот индус умер, она решила поехать… туда, чтобы по их обычаям развеять его прах над Гангом. И с этой целью она уговорила Косыгина, чтобы ей разрешили это сделать. И Косыгин дал согласие. После чего вышло решение (как бы даже не из Политбюро): разрешить и… КГБ обеспечить охрану. Спрашивается: кто такая Светлана, чтобы с ней посылать ещё и охрану? Однако, выполняя указание, я дал мужчину и женщину. Ну, коли обязали, значит надо. А послом в Индии тогда был Бенедиктов, бывший министр сельского хозяйства при Сталине. И Сталин его любил. И он к Сталину относился с особым почтением. И вот Бенедиктов, даже не посоветовавшись ни с нашим индийским резидентом, ни с охранявшими чекистами, выдал ей паспорт. Вы представляете? А ещё раньше, когда в Москве послом Индии был Коуп, она подружилась с дочерью этого посла и через неё передала рукопись, которую потом в мире узнали под названием «20 писем к другу». И когда Светлана приехала в Индию, эти «письма» были уже там. И она, не без помощи соответствующих служб, пустила их в дело. И заработала на этом немалые деньги.
Мы никак не могли предотвратить передачу этой рукописи, поскольку не имели права досматривать летевшую с отцом дочь посла, обладавшего дипломатической неприкосновенностью.
Получив паспорт, Светлана на полтора месяца уехала в деревню, к дяде умершего. А в той деревне не было ни одной гостиницы. Короче, чекистам приставленным к ней, негде было даже остановиться, и я был вынужден отозвать их в Москву.
И вот, когда возник вопрос на Политбюро, я спросил: «А в чём дело?» Мжеванадзе и говорит: «А за Светлану должен кто-то отвечать?» Я ему: «Знаете, пусть отвечает тот, кто её выпустил». И тогда Косыгин встал и всё рассказал, как было. Это был самый порядочный и грамотный в Политбюро человек. Мужик неповторимый!
И хотя его слова не могли просто так игнорировать, Брежневым была дана команда на вопросы «За что освободили Семичастного?» отвечать: «За то, что по его недосмотру Светлана осталась за границей!»