Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения

Есть ли нечто похожее в государственном теле? Конечно, есть! Когда часть членов общества, так называемые «уважаемые люди», присваивают себе большую долю богатства страны, то они исполняют функцию потоотделения, выводя из государства средства, которые вызывают его перегрев. Одновременно эти люди забирают из государственного организма все худшее, что в нем есть, поэтому о них можно сказать: они – выдох государства, его пот, напитанный вредными примесями. Не будь этих людей, государственный организм отравлялся бы, а так ему остается лишь избавиться от них, и он – чист.

Изучив методы сравнения и выведения, рассмотрим, в заключение, метод наведения. Здесь мы должны продвигаться от частных признаков к общим. Я покажу на двух примерах, как это происходит. Огромную роль в защите тела играют волосы и кожа. Волосяной и кожный покров – это панцирь, обороняющий нас от враждебных посягательств окружающего мира. Отсюда вывод: если панцирь плох, то и оборону в целом нельзя назвать хорошей. Значит, волосы и кожу нужно тщательно беречь, чтобы не погибнуть. Возвратимся теперь к государственному организму. Что в нем волосы и что кожа? Ответ очевиден: волосы – это государственные секреты, кожа – правосудие страны. Как мы знаем, густой волосяной покров прикрывает и защищает самые важные и самые интимные части тела; ту же функцию выполняют государственные тайны. Без них государство не только было бы уязвимым, но и с эстетической точки зрения выглядело бы безобразно. Представим себе обнаженного мужчину, на голове и теле которого нет ни единого волоска – отвратительное и жалкое зрелище! Такой же отвратительный и жалкий вид имели бы все государственные органы, если бы они лишились покрова таинственности.

С другой стороны, можно ли чувствовать себя хорошо, имея тяжелые кожные заболевания? Нездоровая кожа, исходя из моих наблюдений, обычно либо заражена губительными влияниями внешней среды, либо является характерным признаком внутренних заболеваний. Я утверждаю, что мытье кожи мало помогает при таких болезнях, надо лечить весь организм. В запущенном же состоянии болезнь приобретает необратимый характер; вот, посмотри на эту ногу, разъеденную чесоткой!

Андреа вытащил из банки часть человеческой ноги и пихнул ее под нос Бенвенуто. Тот испуганно отпрянул в сторону и вскричал:

– Ради бога, Андреа! Я и так тебе верю, ты говоришь очень убедительно.

Андреа довольно улыбнулся и бросил ногу обратно в банку.

– Все о чем я говорю, подкреплено кропотливыми опытами и тщательным анализом. У меня тут собраны сотни фрагментов человеческих органов, как больных, так и здоровых. Исследование и работа с ними открывают передо мною картину мироздания, ибо человек – слепок его.

– А искусством ты больше не занимаешься? – поспешно спросил Бенвенуто, опасаясь, что Андреа вновь начнет свои рассуждения, да еще, пожалуй, захочет подкрепить их показом экспонатов.

– Искусством? – презрительно хмыкнул Андреа. – А что оно дает в плане познания истины? Признаться, я до сих пор жалею о том, что потратил на него столько времени в молодости.

– Но красота? Но творчество? Ты их отвергаешь?! – возмущенно сказал Бенвенуто.

– Красота? Нет ничего красивее истины, поэтому я испытываю несравненно большее эстетическое удовольствие, разглядывая печень пьяницы, и уже начиная понимать, как именно ее разрушило вино, чем глупо таращась на какого-нибудь белокаменного истукана… Творчество? Но оно во стократ выше, когда я разгадываю секреты природы и овладеваю ими, подобно Господу, чем когда часами подбираю цвета, чтобы нарисовать пару бессмысленных кипарисов на фоне заходящего солнца, – гордо отвечал Андреа. – Искусство – это только зеркало, отражающее окружающий нас мир, а наука – дверь, открывающая нам путь к сокровищам Вселенной.

– Нет, – замотал головой Бенвенуто, – искусство не зеркало, скорее оно факел, освещающий нам дорогу. Но оставим споры; я к тебе приехал по делу: не знаешь ли ты, где сейчас можно поработать мне, человеку отвергаемого тобой искусства, дабы получить признание и вознаграждение? Не осталось ли у тебя связей среди меценатов и властителей – покровителей прекрасного?

– Ты хочешь стать поденщиком? Если уж и заниматься искусством, не лучше ли быть независимым ни от кого? – удивленно приподнял брови Андреа.

– Ты забыл, что в нашем кругу независимость – неразлучная сестра нищеты. Если появляется первая, то появляется и вторая, – усмехнулся Бенвенуто.

– Науке, впрочем, тоже нужны покровители, – проворчал Андреа. – У меня есть один такой, он интересуется некоторыми моими исследованиями, я пишу ему о них и получаю от него деньги. Это – герцог Цезарио, сын покойного Папы.

– Герцог Цезарио? – воскликнул Бенвенуто. – Как я не подумал о нем! Но разве ему удалось сохранить свое герцогство?